Возвращение
Шрифт:
Они стояли во тьме на вершине невысокой горы, разглядывая всхолмленную каменистую равнину, простиравшуюся повсюду, насколько хватало глаз. Вдали курились густым дымом озера какого-то едкого вещества. Местность перерезали огромные пропасти и ущелья, зияющие раны на теле земли, глубину которых Фарон издалека определить не мог. Повсюду виднелись пещеры, воронки и кратеры, словно вскрывшиеся нарывы или же разинутые в крике рты. Фарон не видел здесь никакой растительности, даже жалкой колонии плесени. Земля казалась мертвой, выжженной, будто после великого катаклизма.
Из земли под самыми невероятными углами
Фарон разглядывал их еще несколько мгновений, что-то озадачило его в их очертаниях. Что-то они напоминали…
— Не окаменевшие ли это лапы пауков? — спросил он и, еще не успев договорить, был уверен, что так оно и есть.
— Быть того не может, — фыркнул Джеггред.
Но Фарон знал, что это так. Черные каменные пики, торчащие из земли, были выветрившимися лапами окаменевших пауков, — пауков, которые при жизни были, видимо, огромными, как сталактитовая крепость Дома Миззрим. Паутина Демонов давным-давно сокрыла их тела, оставив на поверхности лишь лапы. Фарон вообразил себе раздутые каменные туловища, должно быть лежащие под землей. Он гадал, не был ли причиной гибели пауков и превращения их в камень тот же самый катаклизм, что обратил Дно Дьявольской Паутины в пустыню.
— Если Мастер Миззрим прав, — сказала Квентл, сверкнув глазами, — с нами, должно быть, действительно благословение богини, раз еще при жизни мы смогли увидеть этих слуг Паучьей Королевы.
Фарон подумал, что он уже досыта налюбовался на слуг Ллос. Он выбросил огромных каменных пауков из головы и повнимательнее присмотрелся к тому, что их окружало.
Все вокруг было затянуто паутиной, местами — обычного размера, местами — гигантской. Она свисала между каменными пиками подобием серебристых занавесей, завешивала входы в туннели, устилала землю, перекатывалась по пустыне клейкими комьями и плыла по ветру, точно снег, виденный Фароном в Верхнем Мире. Некоторые паутины были больше известковых сетей Чед Насада.
— Ее сети повсюду, — произнесла Квентл.
— И весь мир — ее жертва, — добавила Данифай.
От портала позади них не осталось и следа. Переход из старой Паутины Демонов в новую был односторонним. Вернуть их домой должны заклинания, еслиим вообще суждено вернуться домой.
Ветер налетал порывами, неся грязь и паутину. От его пронзительного плача Фарон покрылся гусиной кожей.
Он не сразу определил источник звука: часть паутины, толстые серебристые нити, натянутые тут и там, вибрировала, когда ветер касался ее. Эта вибрация порождала долгий вопль, вздымавшийся и опадавший вместе с ветром. Создателями паутины были длиннолапые пауки размером с голову, изящные, с узкими красно-желтыми туловищами.
— Поющая паутина, — сказала Квентл, проследив за взглядом Фарона. В голосе ее звучало благоговение. — Голос Ллос.
Она держала свою змееголовую плеть в руке, и пять красно-черных змей раскачивались в такт плачу, словно загипнотизированные. Квентл склонилась к змеям и кивнула, отвечая на какое-то их ментальное сообщение.
— Паутина призывает Избранную Ллос, — добавила Данифай, наблюдая за Квентл.
— Несомненно, — отозвалась Квентл, искоса глянув на Данифай.
Фарону подумалось, что «Избранная Ллос» — неудачное название. Даже он знал, что Паучья Королева не столько выбирает, сколько предлагает. Та, которая воспользуется ее предложением — Квентл, без сомнения, — станет ее Избранной.
Так или иначе, он не слышал слов в вопле паутины, хотя и не сомневался в правоте слов Данифай. Ллос обращалась только к своим жрицам, не к мужчинам.
Он поднял взгляд и увидел затянутое тучами беззвездное ночное небо, низко нависшее над бесплодной равниной. Через единственную прореху в облаках, будто в окно, на землю пристально смотрели восемь красных звезд. Семь ярко сверкали; одна была более тусклой. Они были похожи на глаза паука, на глаза Ллос. Фарон спиной ощущал тяжесть их взгляда.
Ниже облаков, но все-таки высоко в небе вращались и закручивались зеленые, желтые, серебряные водовороты силы. Некоторые существовали всего один миг, другие дольше, но все они в конце концов исчезали, рассыпались шипящими искрами, уступая место новым. Фарон решил, что это побочный продукт пробуждения Ллос, возможно остатки божественных снов или последствия рождения хаоса. Нередко из водоворотов исторгалось нечто, являвшееся, на взгляд Фарона, душами.
Сверкающие призраки заполняли ночное небо, полупрозрачная, разноцветная стая, порхающая во тьме, словно облако летучих мышей. Большей частью это были дроу, разглядел Фарон, хотя время от времени он замечал также и полудроу, дреглотов, а изредка даже людей. Они не обращали внимания на Фарона и его спутников — если вообще могли увидеть их с такой высоты, — а выстраивались в неровную линию и улетали примерно в одном и том же направлении.
— Река душ, — сказал Джеггред.
— У которой, похоже, есть течение, — заметил Фарон, наблюдая, как души строятся в ряд и, как одна, направляются к некоей неведомой цели.
— Ллос нарушила свое Молчание и теперь забирает своих мертвых к себе, — прошептала Данифай. — Они сейчас не более чем тени, но вновь обретут плоть, если их мольбы будут приняты благосклонно.
Квентл уставилась на Данифай с таким презрением, что Фарон не мог не восхититься выразительностью ее лица.
— Только если они достигнут города Ллос, их сочтут достойными, бывшая рабыня, — процедила Квентл. — Это путь, который я, и только я уже прошла однажды.
Данифай ответила Квентл дерзким взглядом. Это ничуть не отразилось на красоте ее черт.
— Без сомнения, настоятельницу Арак-Тинилита сочли весьма ценным призраком, — заявила Данифай, скорее вопросительно, чем подтверждая факт. Более того, выбранный ею титул свидетельствовал о том, что она не признает Квентл более высокопоставленной жрицей.
Глаза Квентл сузились от ярости, но, прежде чем она успела ответить, Данифай добавила:
— И без сомнения, Йор'таэтоже должна отправиться в город Ллос, чтобы ее сочли достойной. Не так ли, госпожа Квентл?