Возвращение
Шрифт:
Но на самом деле я и был не здесь, не с этой девушкой, не в этом городе. Вернее, город был тем же, только он был соткан из странных клочков моей фантазии. Протягиваешь руку – и всё рушится, как будто какой-то архитектор неправильно сложил все кирпичи и получилось ужасное подобие жизни. Я вновь уловил запах вони, разлагающегося тела. Даже этот дождь не в силах остановить это безумие, смыть столь отвратительный смрад.
Через какое-то время Сагита, уставшая ждать трамвай, поплелась вдоль по улице. Она напоминала тень, прошедшую мимо так незаметно для глаза, словно сон.
–
Это напомнило мне ранние годы, когда точно так же я сопровождал девушку домой, из школы. Теперь она выросла, стала совсем другой, стала настоящей женщиной, привлекающей своей красотой любого мужчину. Я плелся сзади, стараясь скрыться от своего унижения, и молил бога о том, чтобы Сагита не обернулась и не заметила меня, такого жалкого, гниющего и ничтожного.
– Я хочу есть, – сказала она. Половину фразы унес ветер, но мне всё же удалось понять смысл.
– У меня с собой нет денег.
– Как же ты собирался расплачиваться за проезд в трамвае?
– Не знаю.
– Мы нужно попасть в пансионат. Меня там ждут.
– Ты знаешь адрес?
– Да, но не помню, как туда добраться. – Она остановилась, подняла воротник пальто повыше и обернулась. – Это напротив почтового отделения. Знаешь такое?
Я подумал с минуту, затем утвердительно кивнул.
Мы отправились туда пешком. Через некоторое время Сагита пожаловалась на головную боль и резкую усталость. Она теряла силы, подтачиваемая одолевающей ее простудой. Взяв девушку на руки, я добрался до ближайшего бара.
Внутри было тепло и сухо. Несколько мужчин распивали спиртные напитки, косо посматривая в нашу сторону. Я усадил девушку за стол, заказал чая с медом и несколько сосисок с картофелем.
– Сагита, подожди меня здесь. Никуда не уходи, ладно?
Она дрожала, стуча зубами.
– Хэй, ты слышишь меня? Сиди здесь, сейчас принесут еду. Подкрепись и согрейся, а я сбегаю к Руфусу, одолжу у него несколько монет. Он живет здесь, неподалеку. – Я аккуратно похлопал ее по щекам, девушка открыла глаза и утвердительно кивнула головой.
Потом я попросил официанта присмотреть за моей племянницей и выбежал на улицу.
3.
Воздух был свежим, стояла прохлада, и моё тело продрогло до костей. Дождь практически прекратился, лишь редкие капли лениво стучали по крышам домов. В этом непонятном, полусумрачном свете я быстрыми шагами направился в сторону дома Руфуса.
Все вокруг замерло, все еще больше стало напоминать выдуманный пейзаж, жалкое подобие реальности.
Я ощутил себя маленьким, невинным ребенком, слепо бегущим навстречу неизвестности, спотыкающимся и размазывающим слезы по румяным щекам. Где-то там была мать, которая просто обязана была идти мне навстречу. Улыбаясь, совершенно не зная о том, что ее чадо несется по пустынным улицам, вытянув руки вперед, озираясь по сторонам, проговаривая про себя какие-то невнятные слова.
На мгновение ребенок практически ослеп, его поглотила тьма. Скромные пятна света, появившиеся от уличных фонарей, изредка помогали ему прийти в себя, сконцентрироваться
Иногда мне кажется, что я так и остался стоять, совсем один, поглощенный мраком. Маленький ручки сжимались в кулачки, а поднятые к небу глаза улавливали слабые очертания нелепых, корявых облаков, проплывающих мимо. И ребенку было плохо. Ощущение вины, какой-то нелепой, глупой вины, из-за которой ему было страшно до одури, поедало его, заставляло сердце стучать чаще.
А что, если он пошел не той дорогой? Что, если мама уже дома, ждет его? Что, если всё, что он когда-либо делал, напрасно? Кто укажет ему верный путь и возьмет за руку, выведет к свету и никогда не оставит в одиночестве? На эти вопросы он не мог себе ответить, только выдумать. Выдумать всё – прошлое, будущее и настоящее. Огородиться, запереть в себе эмоции. Все. И просто бежать, ведь пока ты двигаешься – ты что-то делаешь. Ты живешь. Необязательно даже думать при этом, главное – куда-то идти, нестись сломя голову, выветривая из сознания любые, даже самые скверные опасения.
Когда я остановился на углу улицы и оперся рукой о стену дома, я вдруг осознал, что всю жизнь куда-то бежал и продолжаю делать то же самое.
Фонарей не было. Звезд тоже. Маленький мальчик прошел мимо меня, прокричав сквозь слезы «мама», и исчез. Я некоторое время смотрел на то место, где он стоял и глубоко дышал. Обернувшись, я понял, что заблудился, как тогда, в ту ночь, когда, возвращаясь из бара, забыл, где мой дом. Руфус не ждал меня, но, возможно, в прошлом меня ждала мисс Палет. Каждый день она играла мелодию, знакомую мне с детства, которую я так и не смог вспомнить. Эти ноты пробивались сквозь пелену жизни, старались вырвать меня из прострации, в которую я сам себя загнал, но что-то не позволяло им этого сделать. Что-то сдавливало мое сердце и разум, не пуская туда любое проявление заботы.
Ждала ли меня Сагита?
Обернувшись назад, мне вдруг стало страшно, что я больше никогда ее не увижу. Никогда. Она не будет странным, невнятным силуэтом моих кошмаров, о котором я редко вспоминал. Внезапно она стала для меня всем, превратилась в спасение, исчезнувшее спасение, и оно ускользало сквозь пальцы. Я сам его оставил, забыл, потерял.
– Том, – вдруг услышал я слабый, еле заметный голос.
– Сагита? – прошептал я.
– Том, где ты? – голос становился громче, он выплывал из смоляной темноты.
Я пошел ему навстречу, стараясь не упустить ни малейшего шороха. Сагита стояла неподалеку, на другой стороне улицы. Просто стояла, прижав руки к груди, и дрожала. Мокрой, ей так и не удалось обсохнуть и согреться.
– Что ты тут делаешь? – спросил я.
– Я шла за тобой. Мне холодно.
– Ты должна была ждать меня в баре…
– Я не хочу там сидеть, одна.
– Сагита, это неправильно. Ты замерзнешь, простудишься…
– Том, пошли домой. – Она все еще стояла на другой стороне, совсем одна, такая маленькая и такая несчастная.