Возвращение
Шрифт:
Мари прекрасно помнила, как покупала эту елочную игрушку на рынке в Тюле, «городе семи холмов», как говорил ее отец.
С кресла раздался веселый лепет десятимесячного малыша. Он протягивал свои розовые ручки к елке — его привлекали блестящие украшения. Мари прежде не доводилось видеть такого послушного и спокойного ребенка, как сын Матильды.
— Может, на следующее Рождество выпадет снежок, мой маленький Луизон! Ты уже научишься ходить, и мы вместе слепим большого снеговика в саду! А пока нужно кушать бабушкин суп, чтобы поскорее вырасти!
С канапе послышался смешок — там Адриан
— Этого малыша ты избалуешь еще больше, чем остальных! Хотя ему это пойдет на пользу. Матильда с ним не слишком ласкова. Что до его отца, то я лучше промолчу. В прошлое воскресенье мы пригласили его пообедать с нами в Бриве, и он стал критиковать мои политические взгляды! Этот фат, видите ли, не любит де Голля! Ну и на здоровье! Но я, как бывший сопротивленец, восхищаюсь генералом. И надеюсь, что он станет нашим президентом и республика, наконец, окажется в хороших руках! Мой голос я отдам за него не задумываясь. И уж точно не потерплю, чтобы жалкий парикмахеришка диктовал мне, что я должен делать!
Мари сдержала вздох. Адриан три года избегал знакомства с Жилем, но в конце концов согласился с ним встретиться. Отношение четы Меснье к незаконному сожительству Матильды не изменилось, однако с рождением Луизона Мари стала более терпима к этому. Наконец состоялся долгожданный семейный обед, устроенный с одной целью — наладить отношения. В начале трапезы все смущались, атмосфера была натянутой. Но вскоре Жиль, которого утомили нотации Адриана и его похвалы в адрес де Голля, ушел.
Так что Матильда приехала в родительский дом на Рождество без своего компаньона.
— Мари, хочу, чтобы ты знала: я больше и шага не сделаю навстречу этому Жилю Ведрену! Пусть бриолинит волосы, если ему это нравится, пусть пускает сигаретный дым прямо в лицо своему сыну в Бриве, но не у меня на глазах! Я свое слово сказал! — громыхнул Адриан.
— Тише! — взмолилась его жена. — Ты напугаешь Луизона! И не критикуй его родителей…
— Малышу всего десять месяцев, он не понимает!
— Он — разумеется, нет, но ведь на втором этаже его мать! Если Матильда тебя услышит… Ты прекрасно знаешь, она терпеть не может, когда ты критикуешь ее Жиля!
Адриан свернул газету и сказал тише, но вполне различимо:
— Мари, я не могу сдержаться, поведение этого парня меня возмущает! Жиль развелся, но ведь он не хочет жениться на Матильде! У меня это не укладывается в голове. Это стыдно! Каждый раз после разговора с Матильдой по телефону ты приходишь и говоришь, что она, похоже, плакала, судя по ее голосу… Если хочешь знать мое мнение, она вовсе не так счастлива, как хочет показать. Дела в ее салоне шли прекрасно, зачем же нанимать управляющего? Тут что-то не так! А ты, как обычно, отрицаешь очевидное. И этот малыш, признай, чаще видит свою нянечку, чем мать!
Мари взяла Луизона на руки и стала целовать его в щечки.
— Адриан, ты прекрасно знаешь, что у Матильды были сложные роды. Она не смогла вернуться к работе. Ей приходится нелегко…
— С этим я, пожалуй, соглашусь. Но скажи мне, Мари, чем она занимается целыми днями?
— Нас это не касается! Давай оставим эту тему! Сегодня Рождество, не будем портить праздник. Правда, Луизон? Держись за меня хорошенько,
Адриан покачал головой. Мари в очередной раз поспешила убежать, как только разговор свернул на «скользкую дорожку». Это ее качество, почти не проявлявшееся в первые годы их брака, со временем стало серьезной проблемой. Он вздохнул.
Мелина столкнулась с матерью на пороге. Девушка пощекотала малыша, потом рассыпалась в чрезмерных похвалах елке:
— Она еще красивее, чем в прошлом году! Просто великолепная! Папа Адриан, что ты думаешь о моем платье?
Если Мелина и хвалила что-нибудь или кого-нибудь, то только ради того, чтобы в ответ тоже получить похвалу. Теперь она ждала восхищенных возгласов. Девушка прекрасно знала, что красива, но ей хотелось все время это слышать, читать это во взгляде мужчины… в данном случае — в глазах Адриана, удобно расположившегося на канапе. Она покружилась перед ним, демонстрируя черное шерстяное платье, облегавшее ее стройную фигурку. Белый воротничок подчеркивал красоту ее персиковой кожи. Она выжидающе смотрела на приемного отца и, в конце концов получив свою порцию безмолвного восхищения, принялась напевать от радости, подражая своей любимой певице — несравненной Эдит Пиаф: «Пусть обрушится на нас голубое небо, путь уйдет из-под ног земля! Мне дела нет, если ты меня любишь! Мне плевать на весь этот мир!»
Адриан нарочито закрыл уши — ему нравилось подтрунивать над Мелиной. Потом сказал весело:
— О нет, Мелина, только не это! Каждый раз, когда мы встречаем Амели, она напевает эту песню! У меня сил нет ее слушать! В репертуаре Эдит Пиаф есть и другие песни! И если вы будете продолжать свои вокальные экзерсисы в этом доме, мне придется последовать примеру Алена Бомбара!
— Алена Бомбара? А кто это?
— Маленькая невежа! Ален Бомбар переплыл Атлантический океан на надувной лодке, без еды и питья! Если бы ты слушала новости по радио, то знала бы! Бомбар прибыл в место назначения двадцать третьего ноября. Совсем недавно, между прочим!
— И зачем ему это понадобилось? Он же мог умереть! Твой Ален Бомбар — сумасшедший!
— Вовсе нет, моя красавица! Он — мой коллега, доктор. Он решил на себе испытать, сколько времени человек может провести в море без пищи и воды. В жизни есть не только песни! Открой пошире глаза и уши и узнай, что происходит в мире, бестолковая моя дочь!
— Может, я и бестолковая, но жить без песен скучно! Тебе не нравится «Мне плевать на весь мир»? А я эту песню обожаю! Пусть я пою хуже, чем Амели, но никто не запретит мне напевать себе под нос. Скажи, папа Адриан, ты ничего нового во мне не замечаешь?
— Ничего!
— Ты обманываешь, я знаю! Я сделала себе волны на волосах щипцами для завивки! Как думаешь, мне идет?
— Хм… Терпимо! — пошутил он, зная наверняка, что Мелина разозлится, не услышав ожидаемых похвал, затем более серьезным тоном добавил:
— Ты слишком сильно накрасилась. Тебе ведь не выступать сегодня на сцене, насколько я знаю?
Глаза Мелина подвела карандашом, губы накрасила ярко-красной помадой. Она, как обычно, переусердствовала с макияжем. Но она считала, что иначе ее могут просто не заметить!