Возвращение
Шрифт:
Мари прижалась лицом к шее Адриана и легонько его поцеловала. Потом добавила более уверенным тоном:
— А теперь скажу я! Ты позабыл о нашей славной Нанетт, которая каждый раз чувствует себя «не в своей тарелке», ночуя под крышей дома муссюра, как она называла моего отца. Ты слышал, как она отказывалась остаться в доме на ночь? Она хотела лечь спать у Луизы, в бывшем флигеле Алсида. Мне жаль, что ты не успел с ним познакомиться. Каждое утро старый слуга заходил в кухню, и я наливала ему стаканчик местной водки. Он мне подмигивал, принимая его. Ты знаешь, прислуга в доме всегда должна стоять друг за друга… Он был прекрасным человеком,
Адриан улыбнулся. Он еще крепче обнял Мари и теперь уже сам нежно поцеловал ее в губы. Она ответила на поцелуй. Это стало искрой, воспламенившей костер ласк. Отдавшись ощущениям, они растворились в удовольствии. Они любили друг друга страстно, а потом уснули обнявшись, как юные любовники, освещенные лунным светом, который проникал в открытое в летнюю ночь окно.
Глава 9
Еще одна сирота
Обазин, 23 декабря 1947 года
Мари с Камиллой, устроившись за столом в столовой, вырезали из золоченой бумаги гирлянды, чтобы украсить камин и потолочные балки. В большом, словно бы уснувшем доме слышался только шорох бумаги. Адриан навещал своих пациентов, Нанетт, как обычно, прилегла отдохнуть после обеда.
— Нам очень повезло! — объявила девочка. — На Рождество снова выпал снег, совсем как два года назад!
— Да! Но вспомни, в 1945-ом снегопад начался 26 декабря, то есть после праздника, — уточнила ее мать. — А в этом году зима решила нас побаловать, и у нас будет настоящий белый сочельник! И мне это очень нравится. Все складывается наилучшим образом, правда, дорогая? Елка у нас просто великолепная. Подумать только, твой отец решил купить рождественское дерево на рынке в Бриве! Это первый раз, когда мы не пошли за елкой в ближайший лес…
— И бабушка никак не может успокоиться! У нее не укладывается в голове, что елку покупают на рынке! — добавила Камилла растроганно.
— Это неудивительно, наша Нан — представитель другого поколения, — сказала Мари. — Ты сама слышала, она не перестает жаловаться с той минуты, как начался снегопад. В такую погоду пожилые люди предпочитают не выходить на улицу, чтобы не упасть.
— Бабушка в последние дни выглядит уставшей, — вздохнула Камилла. — Надеюсь, она не заболела.
Девочка, которой уже исполнилось четырнадцать с половиной, любила Нанетт, как родную бабушку, пусть их и не связывали узы кровного родства. Мари со страхом ждала того дня, когда ее приемная мать угаснет. Камилле до сих пор не довелось столкнуться со смертью в собственной семье. Дети и подростки очень восприимчивы, поэтому такие испытания для них всегда тяжелы. Вставляя подходящую фразу то тут, то там в безобидных повседневных разговорах, Мари пыталась подготовить дочь к этому неотвратимому испытанию.
— Твой отец тоже обеспокоен, однако Нанетт отказывается принимать лекарства, которые он ей прописал. Она такая упрямая!
Словно в подтверждение ее слов, зазвонили церковные колокола. Мари и Камилла с удивлением переглянулись.
— Уже четыре! — воскликнула Камилла. — Я и не заметила, как пролетело время! В этом вся прелесть
— Я тоже, дорогая. Я люблю свою работу, но мне очень нравится проводить время так, как мы с тобой сегодня, — только ты, моя дорогая Камилла, и я, и никто не мешает нам делать гирлянды!
Кто-то постучал во входную дверь. Девочка вскочила со стула и побежала открывать. Мари услышала ее радостный возглас. Заранее радуясь посетителю, она вышла в прихожую. На пороге она увидела мадемуазель Мари-Терезу Берже.
— Мама Тере! — воскликнула Мари. — Скорее входите, вы, должно быть, замерзли!
Никто в Обазине не мог даже представить приюта без этой женщины. В течение многих лет она с любовью и добротой заботилась обо всех девочках, отданных на попечение монахинь. Маленькие сироты отвечали ей любовью и называли «мама Тере». Это прозвище было ей так к лицу, что никто из друзей не называл ее иначе.
Мари всегда с радостью принимала в своем доме эту необыкновенную женщину. Однако случалось это нечасто, поскольку у мадемуазель Берже всегда было много дел в приюте и в гости к горожанам она заглядывала редко.
— Мама Тере, какая приятная неожиданность! — воскликнула она. — Сегодня мы точно не станем разговаривать на пороге, в такой-то холод! Входите скорее в дом! Так мило с вашей стороны нас навестить, тем более что сейчас, в канун Рождества, у вас наверняка хватает забот в приюте.
Невысокого роста, крепенькая и энергичная, мадемуазель Берже пожала плечами и ничего не ответила. Она решила посвятить свою жизнь другим людям и отдавала этому служению все силы, душевные и физические, и все свое время. Мягким голосом, который так легко успокаивал и утешал сирот, она пояснила:
— Вчера утром от Мари-Эллен я узнала, что дорогая Нанетт сильно кашляет. Я принесла ей немного бузинового сиропа, это лучшее средство от болезней бронхов. Раз она отказывается от лекарств, которые ей предлагает ваш супруг, скажите, что этот сироп приготовила монахиня, сестра Мари, возможно, это ее убедит. Мы стараемся заботиться обо всех наших друзьях в Обазине, особенно о самых обездоленных, однако это не повод забывать нашего доброго друга Нанетт!
Мадемуазель Берже достала из своей корзинки большой флакон и поставила его на стол. Мари была растрогана. Она знала, что Нанетт будет очень приятен этот знак внимания.
— Спасибо от всей души за то, что беспокоитесь о Нанетт. Должна сказать, она и вправду теперь больше спит и меньше ест. Но ведь ей уж восемьдесят три года! И она совсем не слушает моих советов.
Камилла нахмурилась. Нотки беспокойства в голосе матери удивили девочку. Мари-Тереза Берже ласково похлопала Мари по плечу.
— Не расстраивайтесь! Нанетт куда крепче многих из нас! Она быстро поправится, и я надеюсь увидеть ее на рождественской мессе. У меня приятная новость: Хосе пообещал приехать из Брива, чтобы вместе с нами спеть все рождественские гимны. Он споет для нас «Ave Maria». Это настоящий подарок небес — слушать такой великолепный тенор!
Обрадованные Мари и Камилла обменялись взглядами. Речь шла о Хосе Аларконе, испанском беженце, который покинул родину в годы гражданской войны. Пожив какое-то время в Обазине, он перебрался в Брив, однако часто приезжал в город навестить свою невесту. Небеса подарили ему голос удивительной чистоты.