Возвращение
Шрифт:
«Ах, какие же они бедные люди! Даже здесь не могут расслабиться. Дураки, право же дураки, – пронеслось в голове Бибикова. – А может, встать сейчас и сказать им, что они дураки? – вдруг ударила шальная мысль в голову. – Вот просто встать и сказать. То-то заваруха будет! Да нет, нельзя, выгонят, карьере конец», – одёрнул себя Бибиков.
Но мысль не отпускала и не хотела уходить. Она долбила по вискам, надсмехалась над ним, подзуживала над его трусостью.
«Да, нет, да, нет, – вбивались гвоздями в воспалённый мозг. – Да!»
Какая-то неведомая сила приподняла его и вырвала из кресла. Он сделал шаг вперёд, повернулся к литерным рядам и, перекрикивая музыку, выдохнул:
– Господа! Какие же вы дураки! Вы все дураки, господа!
Ни гула возмущения, ни того, как его тащили к выходу и как он оказался дома, Александр Петрович не помнил. Силы оставили его.
Назавтра коллежский секретарь Бибиков получил отставку и был направлен на Кавказ. Стараниями Верниховского, который чувствовал некую вину перед молодым человеком, ему была определена низшая чиновничья должность, с которой он и начал новую жизнь.
А Петербург, посудачив три дня о странной выходке Бибикова, продолжал жить своей жизнью. Проходили десятилетия, иногда менялись цари, менялся и состав литерных рядов.
Однажды перед началом очередного спектакля в них проследовал старый генерал. Лишь немногие признали в нем Александра Петровича, который, начав на Кавказе и продолжив дипломатическую службу в восточных странах, вернулся в столицу. Кто-то усмехнулся, а кое-кто предпочёл сделать вид, что генерал ему не знаком.
Однако в середине спектакля из первого ряда вдруг поднялся седовласый генерал и громко крикнул, повернувшись к публике:
– Господа! Какие же вы дураки! Вы все дураки, господа!
Это были последние слова Бибикова. После них сердце его остановилось от апоплексического удара.
Живой
Сорокалетний мужчина Изосим Павлович Кречетов начал это летнее утро как обычно в последние месяцы – облачился в омытый многими дождями плащ и вышел прогуляться. А что ещё остаётся делать интеллигентному человеку, умудрившемуся в силу своего тихого нрава потерять сначала работу, а затем и сварливую жену? Сил на обустройство новой жизни ему не хватило, вот он и лёг в дрейф, не очень, впрочем, от этого огорчаясь. Благо, что от родителей остался в наследство кое-какой антиквариат, время от времени исчезавший с полок и превращающийся после нехитрых комбинаций в средства к существованию.
В подъезде Изосима кто-то окликнул, но когда он обернулся, никого не было. Раньше Кречетов на это не обратил бы внимания, но в последнее время с ним стали происходить странные вещи, доставляющие ему дискомфорт и некоторое беспокойство. Дело в том, что все чаще и чаще стал он встречать на улицах, в метро и других местах людей, поразительно похожих на знакомых ему, но ушедших в разные периоды жизни в мир иной.
Изосим Павлович, конечно же, понимал, что это просто совпадения, сдобренные впечатлительностью характера, но в силу многократности повторения подобного им овладело непреодолимое желание проверить когда-нибудь свои фантазии. Проверить, конечно же ошибиться и забыть навсегда. Но все как-то не представлялось случая.
То пока он соберётся с духом и решится подойти к незнакомцу, а тот уже завернул за угол. Не бежать же вдогонку! Или увидит из вагона усопшего родственника, стоящего на платформе, захочет выйти, а поезд уже тронулся.
Однажды на улице он поравнялся с человеком, точь-в-точь похожим на умершего сослуживца, и попытался заглянуть ему в лицо, но сколько бы ни забегал с разных сторон, а лица так и не смог разглядеть, хотя тот вроде и не отворачивался.
И в это солнечное утро Изосим Павлович, прогуливаясь по бульвару, подтрунивая над собой, вспоминал о своих глупых мыслях и в то же время невольно вглядывался в лица идущих навстречу людей.
Ещё издали заметил он человека, отчаянно похожего на своего однокашника. «Ну вот, опять начинается! Хотя этот, по рассказам знакомых, кажется, живой ещё. Отвернусь и пройду мимо. Хватит ерундить», – подумал Изосим и отвернулся.
– Изя, старик, ты ли это? – неожиданно услышал он бодрый голос. – Зазнался, не узнаешь, чертяка, боевого товарища! А ведь когда-то в ночной вояж вместе ходили. Сколько женских особей навзничь опрокинули, скольких в полон взяли!
С этими словами Федор Склянский, товарищ по студенческим годам, заключил Изосима в объятья и даже неловко, в силу своей тучности, попытался облобызать.
– Сколько же мы с тобой не виделись, Изосим? Лет пятнадцать? Ну да, так и есть, с двухтысячного, а сейчас уж пятнадцатый. Как закончили, так и разошлись пути-дорожки. Ну коль вновь встретились, грех расставаться сразу. Не зайти ли нам с тобою, Изя, в ближайшее питейное заведение, несмотря на утро раннее? Я угощаю, – предложил Склянский.
После недолгого обсуждения данного вопроса однокашники оказались за столиком близрасположенного кафе, заказали коньяку, лёгкой закуски и повели неторопливую беседу на тему «А помнишь?».
Все это так расслабило друзей, что они и не заметили момента, когда опустевшая бутылка была заменена на полную, и беседа перетекла в откровения жизни сегодняшней.
– Слушай, Федор, я ведь тебя сразу и не признал, думал, просто похожий кто. Да ещё от кого-то из наших слышал, что болел ты вроде бы сильно года два назад, – промямлил захмелевший Кречетов.
– Да, болтают всякое. Сейчас жизнь такая пошла. Что скажут, что напишут – все проверять надо, – ответил Федор и добавил: – Вот про тебя тоже чушь мололи, будто умер ты год назад, а мы сидим с тобой живые, в меру здоровые и коньячок потягиваем.
– Нет, ты всё-таки послушай, – не унимался Изосим. – Вот мне чуть не каждый день люди похожие на умерших стали встречаться. Просто ужас как похожие. Я иногда думаю: уж нет ли в мире какого-то мощнейшего компьютера, который на всей земле разводит маршруты живых людей и людей умерших? А они на самом деле, может, никуда и не пропали. Также ходят по своим делам, общаются – короче, живут своей жизнью, но только в другом измерении, и мы поэтому их не видим, не пересекаемся с ними. Ну, допустим, как какой-нибудь твой родственник, например, уехал навсегда жить в дикую африканскую деревню, откуда ни позвонить, ни написать. Получается, он из твоей жизни пропал, но для тебя он вроде жив, а с другой стороны, вроде бы и нет, потому что ты его никогда больше не встретишь и не услышишь. Так и ходим все параллельными путями. Не дай Бог, если в этой мировой машине что-то вдруг замкнёт, сгорит, и все перемешается. Пойдёшь так по улице, а тебе навстречу из-за угла родители твои живые, лет на двадцать тебя моложе.