Возвращение
Шрифт:
– Вот и хорошо, - сказал обладатель драных перчаток.
– А то я уже умираю от любопытства. Так чем же ты не угодил местным властям?
Старик поднялся с соломы, пятерней прошелся по волосам, скривился, когда палец застрял в спутанной пряди. Сокамерник терпеливо ждал.
– Они считают меня самозванцем, - признался старик.
– Н-да? И за кого же ты изволишь себя выдавать?
– Я ни за кого себя не выдаю!
– огрызнулся старик.
– Я и есть - он.
– Кто "он"?
– зевнул сокамерник.
– Мерлин.
– Великий и ужасный?
– обладатель рваных
Потом покачал головой и вздохнул: - А чего ж ты здесь очутился, если Мерлин? Надо было их всех - в жаб! Ну-ка!
– человек спрыгнул с полки и зажег неведомо откуда добытый огарок свечи. Огниво спрятал в карман, а огарок в низеньком подсвечнике с широкой ручкой и толстым слоем оплывшего воска сунул чуть ли не под нос старику. Тот поморщился и рукой оттолкнул подсвечник.
Теперь он мог, наконец, рассмотреть сокамерника. Это был мужчина средних лет, с густой черной бородой и черными же волосами, в грязной ношеной одежде, с которой никак не вязалась ярко-алая роза, продетая в дырку на куртке. Дырка эта была проверчена (или же образовалась иным способом) напротив сердца, так что издали даже могло показаться, что обладатель тягучего голоса ранен, и кровь выплеснулась наружу - настолько алой была эта роза.
Человек отвел в сторону подсвечник, вволю насмотревшись на сотоварища по несчастью, покачал головой и пробормотал: - Похож.
– Что значит "похож"?
– возмутился старик, брызгая слюной.
– Я и есть Мерлин!
– Н-да?
– иронически поднял левую бровь сокамерник.
– Тогда почему ты здесь? Впрочем, кажется я повторяюсь - извини. Извини-те. Но мне любопытно, уж уважь глупца - почему?
– Потому что, - пробурчал старик.
– Потому что не могу. Растерял силу.
– А-а, - лениво протянул человек, поправляя алую розу.
– Тогда понятно. Тогда - да. А делать что собираешься?
– Идти к королю, - ответил старик, ожидая смеха.
Смеха не последовало, и он спросил: - Кто нынче король-то?
– Ты что ж, за время пути так и не узнал?
– искренне удивился сокамерник.
– Не до того было, - отмахнулся старик.
– Понимаю, - кивнул обладатель драных перчаток.
– Ну так короля нынешнего зовут (как, кстати, и меня) просто - Генрих. Легко запомнить, правда?
Старик кивнул и опустил голову, углубившись в свои думы.
– А я, - сказал Генрих, покачивая в воздухе раззявившим пасть сапогом, а я вот думаю: значит, правда все, что люди говорили.
Его слушатель рассеянно поднял голову, пожал плечами и снова нырнул в пучину воспоминаний.
– Думаю, - продолжал обладатель рваных перчаток, ничуть не смущенный таким явным его пренебрежением, - думаю, стало быть, не зря люди говорили, что недавно в Холм попала молния и расколола его надвое. А ведь многие не верят.
Он выжидающе уставился на старика.
Тот раздраженно почесал под бородой и кинул: - Как же, пускай не верят! Я им всем докажу!
– Так ведь вот в чем весь фокус...
– воодушевленно продолжал Генрих, но стук сапог в коридоре прервал его размышления.
Дверь открылась. Толстый стражник, вздохнув и колыхая щеками, неожиданно отдал честь: - Ваше величество, завтра прибудет посол.
Когда изволите принять?
Король спрыгнул с тюремной койки и махнул рукой: - Завтра, пускай его пригласят к обеду. И, - добавил он, когда стражник уже собрался уходить, будь здесь где-нибудь поблизости. А лучше, оставь мне ключ.
Толстяк так и сделал; поклонился и ушагал прочь. Генрих запер дверь изнутри и снова уселся на полку.
– Прошло много лет, - сказал он изменившимся голосом, спокойным и властным.
– Прошло много лет с тех пор, как Артур умер, а ты был усыплен в Холме. О тебе не забыли, но твой образ, сложившийся в народе, давно уже не соответствует действительности. Потому и камни.
Их пугает одна только мысль о том, что даже великий Мерлин, чародей и прорицатель, может состариться и подряхлеть. Они готовы убить тебя, лишь бы остался жив твой образ. И если дать им такую возможность, они так и сделают.
Старик поднял на Генриха взгляд и потряс в воздухе руками: - Но почему? Ведь ты же знаешь, что мое могущество еще можно возвратить.
Ты, король, ты наверняка знаешь, что дело лишь в моем амулете. Им не может воспользоваться никто, кроме меня, и он наверняка хранится где-нибудь в Камелоте. Роза, алая роза, никогда не увядающая и никогда...
Внезапно, озаренный какой-то мыслью, он поднял взор на цветок, торчащий из дыры в куртке Генриха.
– Камелота больше нет, - жестко сказал король.
– А амулет - вот он, со мной. Но за эти годы он уже утратил все свои магические свойства.
А мы давным-давно решили отказаться от услуг магов. Это слишком накладно и ненадежно. Я пытаюсь объяснить тебе то, во что ты не желаешь поверить ты никому здесь не нужен. Мир живет по-другому, иначе, чем это было при Артуре и тебе. Да, вы оба, и ты, и он, нужны людям - но только как символы. И народ желает верить в то, что вы когда-нибудь вернетесь - и при этом не допустит, чтобы вы вернулись на самом деле. Вы хороши как сказка. Как явь вы никому не нужны.
– Дай!
– глаза старика блестели, он тянул свои высохшие сморщенные руки живой мумии, и они дрожали.
– Дай! Дай мне ее! Дай!
– Повторяю, она уже потеряла всю свою силу, - сказал король.
– Впрочем, - добавил он, чуть поразмыслив, - я дам ее тебе. Бери.
Он выдернул розу из дыры, укололся шипом и раздраженно сунул кровоточащий палец в рот. Другой рукой Генрих передал розу старику, и тот бережно, как младенца, принял ее.
Король зачарованно следил за тем, как старик уложил розу рядом с собой на клок соломы и, закрыв глаза, пытался что-то сделать. Генрих не знал, что именно, да и не желал вмешиваться в дела колдунов.
Впрочем, нынешние колдуны и в подметки не годились этому.
Старик возился с цветком долго, около часа. Все это время король вынужден был ждать. Он ждал. До обеда с послом было еще далеко. А у него оставалось здесь незавершенное дело.
Через час старик вынужден был сдаться. Он недоверчиво покачал головой, но факты оставались фактами. Сила ушла. Видимо, уже навсегда.
– Не могу, - прошептал он, возвращая розу Генриху. Тот сунул ее на старое место и присел на корточки подле старика.