Возвышение Криспа
Шрифт:
Крисп приумолк, раздумывая на ходу над словами жреца. «Три столетия» ничего ему не говорили; с таким же успехом Пирр мог сказать «давным-давно» или «много лет тому назад». Но «грехи» это было интересно.
– За какие грехи? – осведомился он.
Пирр осуждающе сжал тонкие губы в куриную гузку, и длинное узкое лицо его сделалось еще длиннее и уже.
– Те самые грехи, которыми Скотос, – жрец сплюнул на дорогу, демонстрируя свою ненависть к богу тьмы, – испокон веков уловляет человечество: грех отделения, из коего
Тут отец Криспа поднял голову.
– Что до роскоши, нам этот грех не грозит, – сказал он. – Во всей здешней толпе не найдется трех человек, у которых была бы запасная нательная рубашка.
– Тем лучше для вас! – воскликнул жрец. – Однако грех праздной роскоши жив, не сомневайся. В городе Видессе многие вельможи имеют по тунике на каждый день в году, но разве они помышляют о том, чтобы помочь своим неимущим соседям? Нет! Они только и думают, как бы захапать еще, и еще, и еще. Во льдах Скотоса туники их не согреют!
Его проповедь не произвела ожидаемого эффекта.
– По тунике на каждый день в году! – изумился отец Криспа.
Сердито нахмурясь, Пирр ускакал вперед. Фостий повернулся к Криспу:
– Хотел бы ты иметь такую прорву туник, сынок?
– По мне, это чересчур, – ответил Крисп. – Но от второй рубахи я бы не отказался.
– И я тоже, мальчик мой! – засмеялся отец. – И я тоже!
Через день или чуть позже крестьян нагнал отряд видесских конников. Кольчуги их легонько позвякивали под аккомпанемент барабанной дроби копыт. Яковизий протянул командиру всадников свиток. Тот прочел, глянул на крестьян и кивнул, а затем отсалютовал Яковизию, прижав к сердцу правый кулак.
Яковизий тоже отдал командиру честь и помчался к югу, пустив лошадь в галоп. Пирр тронулся вместе с ним, но скакун Яковизия быстро оторвался от неуклюжего мула.
– Господин мой, будьте великодушны, подождите своего недостойного слугу! – воззвал к нему Пирр.
Яковизий умчался уже к этому времени так далеко, что Крисп, стоявший в передних рядах колонны крестьян, еле расслышал его ответ:
– Если ты думаешь, жрец, что я собираюсь плестись в город со скоростью замудоханного мула, ты сильно ошибаешься!
Вскоре вельможа скрылся за дорожным поворотом. Пирр медленной трусцой последовал за ним.
Позже в этот же день путники увидели грязную тропу, убегавшую от дороги к востоку. Видесский офицер остановил крестьян, уткнувшись в свиток, который оставил ему Яковизий.
– Пятнадцать туда! – сказал он солдатам.
Те отсчитали первых попавшихся мужчин, и через минуту пятнадцать семей, эскортируемых тремя или четырьмя всадниками, отправились вдаль по тропе. Остальные
Следующей остановки не пришлось долго ждать. На сей раз от толпы отделили двадцать семей.
– Они обращаются с нами не лучше кубратов, – расстроилась мать Криспа.
– Неужели ты надеялась вернуться в нашу старую деревню, Таце? – спросил отец. Мать кивнула. – А я нет, – сказал он ей. – Нас угнали слишком давно. Кто-то наверняка уже возделывает наши поля; нами, должно быть, заткнут новые дыры.
Так и вышло. Назавтра Фостий попал в группу из тридцати крестьян, отобранных видесскими солдатами, и вместе со своими домочадцами свернул на извилистую тропинку, бежавшую на запад.
Вечером они добрались до своей новой деревни. При виде ее даже Фостий потерял свое обычное смирение и бросил гневный взгляд на одного из конников, сопровождавшего крестьян.
– Кубраты и те нас приняли лучше, – с горечью сказал он.
Крисп заметил, как у отца поникли плечи. Дважды за три года начинать все с нуля – такое испытание кого угодно сломит.
Но видесский солдат ответил:
– Приглядись получше к тем, кто тебя там встречает, крестьянин. Может, тогда ты изменишь свое мнение.
Фостий пригляделся. И Крисп тоже. Сначала в глаза бросилось только то, что в деревне совсем мало крестьян. Он вспомнил, как их встречали в Кубрате. Отец, безусловно, прав: там было больше народу, чем здесь. А на полях так и вовсе пусто. И кто они такие, эти люди?
Что-то в их позах, в том, как невозмутимо они ожидали, пока новоприбывшие приблизятся к ним, заставило Криспа почесать в затылке. Стояли они как-то не так, как деревенские в Кубрате, но в чем было отличие, Крисп не уловил.
Зато уловил отец.
– Сдается мне, они вообще не крестьяне, – тихо промолвил он.
– Угадал, – усмехнулся всадник. – Они ветераны на пенсии. Автократор, да благословит его Фос, разместил по пять-шесть человек в каждой заселяемой вновь деревне.
– А нам-то какой от них прок? – возразил Фостий. – Спины у них, положим, крепкие, но раз они не крестьяне, то нам придется обучать их с азов.
– Возможно. Правда, только сначала, – откликнулся солдат. – Я гарантирую, что дважды им ничего не надо будет повторять. И они, в свою очередь, тоже сумеют вас кое-чему научить.
– Чему, интересно? – фыркнул Криспов отец.
Вопрос вообще-то был задуман как презрительно-риторический, но всадник на него ответил.
– Управляться с луком и мечом, копьем и щитом, скакать верхом, наконец. Заявятся в следующий раз к вам кубраты – тут-то вы их и удивите! Ну как, разве тебе это не по душе?
Не успел отец ответить, как Крисп запрокинул голову и завыл по-волчьи. Фостий засмеялся – и, внезапно оборвав свой смех, сжал кулаки и тоже завыл, перекрыв глубоким проникновенным басом щенячьи повизгивания сына.