Возвышение Криспа
Шрифт:
Наконец пришла весна – и принесла с собой грязь и слякоть, угнетавшие не меньше снега. А потом начались пахота, боронование, сев и прополка, снова втянувшие Криспа в бесконечный круговорот сельских работ и заставившие его пожалеть о зимних каникулах. Осенью кубраты опять пожаловали за своей неправедной долей урожая.
На следующий год они явились еще пару раз, скача по полям и вытаптывая длинные стебли зерновых. И при этом свистели, улюлюкали на скаку и смеялись над беспомощными крестьянами, чей труд так безжалостно уничтожали.
– Пьяные, почти все, –
– Возблагодари лучше Фоса за то, что они не примчались в деревню и не покалечили людей вместо растений, – сказала мать.
Но Фостий только нахмурился и покачал головой.
Прислушиваясь, Крисп поймал себя на том, что согласен с отцом.
Кубраты поступили нехорошо и сделали это намеренно. Когда он намеренно проказничал, его за это пороли. Крестьянам было не под силу выпороть кубратов, поэтому пускай они навеки отправляются к богу тьмы и посмотрят, как им это понравится.
Снова пришла осень, и кубраты, естественно, забрали ровно столько же зерна, сколько и в прошлом году. Если из-за их диких забав запасов в деревне осталось меньше обычного – что ж, тем хуже для деревни.
Кочевники продолжали свои непотребные игрища и на следующий год.
В том же году одна из женщин пошла мыться к реке и пропала.
Когда односельчане пошли ее искать, то обнаружили на глинистом берегу следы от копыт.
Как только новость облетела деревню, отец Криспа крепко прижал к себе мать.
– Вот теперь я возблагодарю Фоса, Таце, – сказал он. – Ведь это могло случиться с тобой.
Как-то по весне – третьей весне, которую Крисп встречал в Кубрате, – лай собак пробудил крестьян задолго до рассвета.
Протирая глаза, они вылезли из домов и уставились на пару дюжин вооруженных всадников с факелами. Кубраты, сидя в седле, хмуро взирали сверху вниз на перепуганных и растерянных крестьян.
Волосы на затылке у Криспа попытались встать дыбом. Он давно уже не вспоминал о той ночи, когда кубраты похитили его вместе со всеми односельчанами. Теперь воспоминания – а вместе с ними и страх – нахлынули снова. Но куда еще могли дикари угнать их отсюда? И зачем им это понадобилось?
Один из всадников вытащил саблю. Сельчане отпрянули. Кто-то застонал. Но кубрат не стал на них набрасываться. Он махнул саблей на запад.
– Пойдете с нами, – сказал он по-видесски с гортанным акцентом. – Сейчас же.
Отец Криспа задал те вопросы, что вертелись у мальчика в голове:
– Куда? Почему?
– Куда я тебе велю, человек, привязанный к земле. И потому что я велю.
На сей раз всадник махнул саблей угрожающе.
В свои девять лет Крисп знал о мире и его жестокости гораздо больше, чем в шесть. И все же он без колебаний бросился к кубрату. Отец схватил его, дернул назад – но было поздно.
– Оставь его в покое! – крикнул всаднику Крисп.
Тот оскалился, сверкнув в отблесках факела белыми зубами. Сабля взметнулась
Кубрат снова перешел на видесский:
– Ха, юный хаган, ты забыл меня? Хорошо, что я тебя вспомнил, иначе ты сегодня стал бы трупом. Откуда у крестьянского мальчишки столько мужества – как у настоящего кубрата?
Крисп действительно не узнал всадника, захватившего в плен его семью. Но раз кубрат узнал его, почему бы этим не воспользоваться?
– Зачем вы явились? Что вы собираетесь с нами делать?
– Увести вас отсюда. – Кочевник оскалился снова. – Видесс заплатил за вас выкуп. Нам придется вас отпустить. – Похоже, у него лично такая перспектива восторга не вызывала.
– Выкуп?
Слово облетело крестьян, повторяемое сначала недоверчивым шепотом, а потом все громче и громче, пока вся толпа не начала скандировать хором, пьянея от восторга: «Выкуп!».
Они плясали вокруг кубратов; былую ненависть и страх смыло мощной волной свободы. Как будто праздник Зимнего солнцеворота чудесным образом свалился с небес весной, подумал Крисп. Вскоре всадники и крестьяне уже чокались деревянными пивными кружками.
Бочку вскрывали за бочкой. Ничего не останется на потом? Ну и пусть! Потом их здесь не будет! Крики «Выкуп!» сменились новыми криками:
– Домой! Мы возвращаемся домой!
Евдокию это совершенно сбило с толку.
– Что они все кричат, Крисп? Почему мы возвращаемся домой? Разве мы не дома?
– Нет, глупышка, папа и мама говорят о том месте, где наш настоящий дом.
– А-а! – Сестренка если и помнила Видесс, то очень смутно. – А какая разница?
– Там… – Крисп и сам не мог этого определить после трех лет, прожитых в Кубрате. – Там лучше! – наконец решительно заявил он.
Евдокию, похоже, удовлетворил такой ответ. Что же до Криспа, то он сомневался, правда ли это. Его собственные воспоминания о жизни с южной стороны гор тоже были довольно туманны.
Кубраты, казалось, так же спешили отделаться от своих видесских пленников, как прежде спешили пригнать их в Кубрат. Евдокия не поспевала, и порой отец нес ее на руках, хотя она этого стыдилась. Крисп прошагал все три дня нелегкого марша на своих двоих, только на подошвах у него вздулись волдыри, и спал он каждую ночь как убитый.
В конце концов они и еще сотни пленников достигли широкой и ровной долины. Крисп, оглядев ее наметанным взглядом, решил, что земля эта более плодородна, чем в его деревне. Он увидел также несколько огромных и роскошных юрт, а вдали – стада, главное достояние кубратов. Это объясняло, почему землю здесь не возделывали.
Кочевники затолкали видессиан в загоны наподобие тех, где крестьяне держали коз. Вокруг расставили стражу, чтобы никому не пришло в голову перелезть через забор и удрать. Ликование толпы начало сменяться страхом.