Воззрения и понимания. Попытки понять аспекты русской культуры умом
Шрифт:
Книга издана благодаря поддержке и содействию крупного немецкого мецената Удо ван Метерена, а также участию
Геннадия Бордюгова, Владимира Воловникова, Татьяны и Игоря Горяевых, Андрея Макарова и Сергея Щербины.
Немец с русской душой
Зарубежные русисты делятся на две неравные группы, одна из которых включает в себя их подавляющее большинство, а другая -несопоставимо меньшее число отдельных исследователей разных направлений. Эти группы различаются друг от друга вовсе не по критериям профессионализма, объективности, конъюнктурной - и в своих странах, и в России - востребованности
Те, кто входит в первую группу, так и остаются переводчиками с языка русской культуры на язык своей родной культуры. Пусть талантливыми, безукоризненными, виртуозными, но всё же переводчиками, весь пафос гуманитарного труда которых сводится к решению одной-единственной задачи - поиску оптимальных и максимально адекватных соответствий смыслов, образом, знаков, столь разнящихся и столь уникальных, индивидуальных для каждой культуры. Это вполне достойная и необходимая деятельность, и хотелось бы, чтобы таких переводчиков становилось всё больше и больше - особенно на фоне неожиданного впадения мировой политики в какую-то совсем уж дремучую архаику.
Но воистину уникальна вторая группа, объединяющая буквально штучное меньшинство русистов, которые - в отличие от первой группы - забывают о том, что они - толмачи, не переводят, а просто живут в изучаемой культуре как в своей собственной - родной, исконной, определяющей и формирующей идентичность. К такому меньшинству относится и Карл Аймермахер.
Подобное заключение можно сделать хотя бы уже потому, что на протяжении вот уже нескольких десятилетий он неугомонно, без устали, с завидными упрямством и педантизмом - как обладатель хрестоматийных качеств своего народа - открывает для себя мир русской культуры. Да, разумеется, открывает не только для себя одного, но и для своей аудитории - в этом смысле тяжкая ноша переводчика никуда не делась. Но эта ноша не мешает Карлу Аймермахеру видеть свое главное творческое предназначение в другом - в том, чтобы прежде всего не переводить, а именно жить внутри пространства русской культуры.
В этом смысле название настоящей книги выглядит несколько провокационным: автор как бы бросает интеллектуальный вызов Фёдору Тютчеву, заявляя о намерении постигать русскую культуру всё же умом, однако с самых первых страниц - с эпиграфа из Гоголя - наглядно демонстрирует: «понять» и «верить» должны быть не противопоставлениями друг другу, но дополнениями друг друга. Да, не по-тютчевски, но и не наперекор гениальному русскому мыслителю. Во всяком случае, без «верить» Карл Аймермахер вряд ли вслед за Гоголем пытался бы докопаться до ответа на вопрос: до каких пределов простираются возможности человеческого познания.
Еще одним доказательством того, что автор прежде всего именно живет в русской культуре, а уже только потом переводит ее, являются его изыскания в области семиотики. Семиотика -интригующая область междисциплинарного гуманитарного знания. На излете минувшего века - после ярких и нетривиальных интеллектуальных интервенций великого Умберто Эко - она стала модной, но это обстоятельство лишь усугубило ее энигматичность и недоступность для упрощенного понимания. Семиотика тоталитарна, поскольку фактически утверждает превосходство надуманного фантома над породившей его реальностью, означающего над означаемым, но вместе с тем она онтологична, поскольку «материализация» знаков и их «одушевление» требуют от производящего эти операции полного погружения в создаваемые им миры. А значит - выхода за пределы сугубо рационального знания.
Карл Аймермахер предлагает собственную дорожную карту, на которой прочерчен именно такой путь - в те миры, где один лишь рассудочный
Очень по-русски звучит и ключевой посыл представленной в сборнике авторской «исповеди», в которой разбирается один из вечных вопросов - о том, как искусство соотносится - и как должно соотносится - с политикой. Карл Аймермахер высказывает здесь мысли, на которые вряд ли отважился бы просто «переводчик культур»: о необходимости «достраивания» гуманитарного знания мощным этическим компонентом, который способно произвести лишь искусство, об ассоциативных аналогиях и их роли в обретении понимания там, где молчит исторический источник, толкуемый традиционным образом, о том, как грамотно выстроить своего рода мнемолатрию, то есть культ памяти, который не просто имеет право на существование, но крайне востребован, причем именно сейчас, в начале нового столетия.
Порой складывается впечатление, что Карл Аймермахер живет русской культурой и порождаемыми ею смыслами не как исследователь, преднамеренно погружающийся в изучаемый мир, дабы лучше его понять и объяснить, а если получится, то и где-то подправить, а как естественный ее носитель, как обладатель души, порожденной именно этой культурой. Немец с русской душой. Западный русист, не пытающийся перевести непереводимое, но изучающий другую культурную реальность из нее самой, на языке ее собственных кодов.
Карлу Аймермахеру - 80 лет. И на этот замечательный юбилей хочется пожелать ему - без преувеличения, патриарху современной западной русистики - новых творческих свершений, чтобы они, как и его прежние работы, помогали нам лучше понимать свою родную культуру, все ее оттенки и детали, с такой дотошностью выписываемые и объясняемые «из Германии туманной» нашим другом - Карлом Аймермахером.
Геннадий БОРДЮГОВ
К русскому изданию
У меня никогда не было намерения по собственной воле обращаться к своим возможным русским читателям. Однако сейчас я все-таки это делаю. Очевидно, что в этом - хотим мы того или нет - состоит парадокс нашей жизни и нашей профессии. У нас появляются стремления и желания, которые не сбываются или приводят нас совсем не в том направлении, которое мы наметили. Я, например, никогда не хотел защищать ни кандидатскую, ни докторскую диссертацию, но получилось по-другому. Затем я стал университетским преподавателем (что тоже не было моей целью), причем по специальности «литературоведение». Это парадоксально, поскольку все годы учебы я имел дело прежде всего с вопросами языкознания. И кто бы мог подумать, что когда-нибудь вместо классических проблем филологии я стану всё больше времени уделять вопросам теории познания. То же самое касается и искусства. Ни разу в жизни я не мог себе представить, что однажды - в новой «жизни» - я начну изучать искусство, а потом и сам займусь художественной деятельностью.