Вперед, к победе! Русский успех в ретроспективе и перспективе
Шрифт:
1991 год стал не только реваншем антисоветчиков/антидержавников, это был ещё и классовый реванш. С большевистской прямотой и классовой ненавистью к народу («быдлу») его выразили ещё в перестроечное время немало авторов, например Татьяна Толстая статьёй-репликой «Пошёл вон, мужик» (mouzhik-так в оригинале). Конечно, пошёл вон — баре «вернулись». Правда, баре больше похожи на вороватых приказчиков, а барыни, в лучшем случае, на злословящих кухарок, в худшем — на матерящихся проституток, но это детали: баре-то у нас, извиняйте, — советского замеса, а барыни — из дунек, которых пустили в Европу, точнее, они суть продукты разложения советского общества. А кто может хуже относиться к народу, чем те, кто выбился наверх из этого самого народа, попав из грязи в князи, точнее, второе-третье поколение выбившихся? Худший враг мужика — вчерашний мужик (инженера —
Откуда такой страх у определённой публики перед Сталиным и сталинизмом? Ведь реставрировать сталинизм, чем пугают нас «особо умные», невозможно — для этого нет классовой основы. Сталинизм — это «диктатура наёмных работников доиндустриального и раннеиндустриального типа» (В.В. Крылов). По мере индустриализации, усложнения общества эта основа исчезает; уже на рубеже 1940-1950-х годов сталинизм как ранняя форма организации советского общества себя изжил. И это прекрасно понимал сам Сталин, стремившийся к модификации строя, его демократизации по линии ограничения своеволия номенклатуры — в этом был главный смысл XIX съезда КПСС (и последовавшего за ним октябрьского, 1952 г., пленума), съезда, который сознательно замалчивается, тогда как на первый план искусственно выдвигается XX съезд КПСС — номенклатурные сатурналии, начало того пути, на котором номенклатура превратилась в класс полукриминальных собственников.
У хрущёвской десталинизации несколько ликов, за ней стоят разные силы, от которых прочерчиваются разные линии. Одна из главных — попытка тех, кто выдвинул Хрущёва и манипулировал им, вернуться в 1920-е, во времена олигархии левых глобалистов (к «ленинским нормам»), но теперь уже не для того, чтобы перевернуть капиталистический мир и отряхнуть с ног его прах, став хозяевами планеты, а чтобы интегрироваться в этот мир и войти в долю с его хозяевами — договориться с ними не на державной, советской, русской, а на земшарной основе, которую подрубил, подорвал (как оказалось, не до конца) Сталин — за это данная публика и ненавидела его больше всего. Но, как увидим ниже, не только за это: помимо державнонационального измерения было ещё два: сугубо классовое и цивилизационное.
Десталинизация — классово-цивилизованное орудие борьбы против России и русских
С. Караганов пишет: «Моисей водил народ по пустыне 40 лет. 20 лет мы уже отбродили, если так же растратим следующие 20, то можем из пустыни так и не выйти». Ну, про Моисея и его народ Караганову виднее, а мы поговорим о наших делах. По Караганову выходит, что за последние двадцать лет сталинизм вырос по сравнению с советским периодом, и это таинственное изменение не может не страшить людей типа Караганова и его заказчиков. То, что «десталинизаторы-2011» заярлычивают как сталинизм, — это не система, а позитивное восприятие Сталина и его эпохи более чем половиной населения РФ; это массовая реакция на социально несправедливый, открыто эксплуататорский строй, заквашенный на криминале и испечённый по заокеанским рецептам, реакция на геополитическую катастрофу — на утрату державности, а в значительной степени — и суверенитета (один последний визит Байдена с его наглыми «указивками» чего стоит), на стремительное ухудшение жизни, на страх перед завтрашним днём, на кривляющихся уродов и проституток в маске «VIP» на телеэкране. Короче — на брутально-классовый строй в «либерально-капиталистической» упаковке. По сравнению с этим строем большинству сталинская эпоха кажется счастливым, светлым и победительным временем, которым можно гордиться. Получается, что капитализму сопротивляется не социализм, а вся русская система жизни, русский умострой, русский психопрофиль.
Русский тип — вот что встало на пути капитализма. Недаром, например, тот же Чубайс так ненавидит Достоевского, в чём не стесняется открыто признаваться. Попытка заставить русских каяться (в приверженности сталинизму, в его преступлениях, в самогеноциде, в конечном счёте — за то, что они русские) есть не что иное, как стремление привить русским комплекс исторической вины и неполноценности, как это сделали с немецким
Аналогичным образом сразу же после окончания мировой горячей войны началась «холодная война» против России и русских. Это учёные спорят, когда она началась: в январе 1946 г., в марте 1946? А вот американцы дают чёткий ответ на этот вопрос: на медали в честь победы в «холодной войне» («В признание вашей службы» — так называется медаль) выбиты даты 2 сентября 1945 г. (т. е. последний день Второй мировой и первый день мира) — 26 декабря 1991 г. Перефразируя Черчилля, следует сказать: то была война против силы и устойчивости русского народа, который должен быть сокрушён раз и навсегда. Подобного рода мысли высказывали многие — от Даллеса до Бжезинского. Последний уже после распада СССР заметил: не надо себя обманывать, мы воевали не против коммунизма, а против России, как бы она ни называлась. Иными словами, война велась и ведётся против духа Пушкина, Толстого, Достоевского, против русского духа и типа. А ведь немцы намного ближе англосаксам, чем русские, они — часть западной цивилизации, так что нам ждать геоисторического и цивилизационного снисхождения или хотя бы понимания тем более не приходится; как пел Вертинский, «мы для них чужие навсегда».
В то же время с нами, как с немцами, не получится — несмотря на все усилия дебилизирующего и пошлого (один «Камеди клаб» чего стоит) ТВ. Хотя бы потому, что мы — не немцы, потому что в последней войне победили, потому что первыми слетали в космос, потому что до сих пор ядерная держава, да и других причин много. Впрочем, англосаксы всегда готовы к силовому решению вопроса, причём не своими руками, а чужими. Ведь пообещал же всё тот же Черчилль в 1936 г., за три года до начала войны в Европе, до аншлюса и Мюнхена: «Мы навяжем Гитлеру войну, хочет он этого или нет». Навязать, не в смысле воевать с ним — для этого не вручают австрийский золотой запас и чехословацкий военно-промышленный комплекс. Навязать — в смысле заставить воевать с кем-то или кого-то с Гитлером. Этим кем-то стал СССР.
Аналогичным образом в крайнем, но вполне вероятном случае, могут постараться заставить воевать РФ. Например, с Китаем. И это тоже средство решения русского, а в значительной степени, и китайского вопроса-два шара в лузу. Впрочем, надвигающиеся грозные события — на мир вообще и на Запад, в частности, — могут заставить западную верхушку изменить отношение к России и отказаться от «плана игры» по её разрушению, и предпринять шаги, противоположные тем, что делались 25–30 лет. Но это отдельный вопрос.
Разрушение СССР и коммунизма в перестройку было штурмом передовой линии обороны русской цивилизации. Её снесли, но оказалось, что этого мало для торжества даже того ублюдочного, уродливого капитализма, который стал прорастать на нашей почве. На его пути встал русский тип — русская цивилизация. Теперь, по крайней мере, для ультралиберального сегмента новых правящих групп (НПГ), они — главная помеха и в то же время источник опасности. А потому подлежат разрушению. И средства разрушения тупо те же — десталинизация, т. е. работа по трафарету.
В1986 г. десталинизация, старт которой дал фильм «Покаяние», была нацелена на демонтаж социализма — под видом сталинизма. Демонтировали социализм. И опять предлагается десталинизация. Теперь под её видом попытаются демонтировать русский тип — историко-культурный и психологический, Россию как цивилизацию, ибо в основе советизма так или иначе лежала русскость, что бы ни утверждали так называемые «русские националисты», для которых враг — государство российское вообще («империя») и СССР, в частности и в особенности.