Вперед, мушкетеры!
Шрифт:
— Ты чего улыбаешься? — спрашивает меня Павлик.
— Кто? Я?..
Домой, домой! Сдвинуты парты, исписаны доски, густой поток голосов скатывается вниз по лестницам, бурлит в раздевалке, у школы: «Пальто, пальто, где пальто?!» Высоко вверх взлетели чьи-то галоши.
— Подожди! — кричит Павлик. — Подожди!..
— Давай, давай! — кричу я.
И Павлик вновь бросается отыскивать фуражку.
— Ну, и вот, — рассказываю я, прожевывая
— Притихли? — И мама еще шире улыбается. — Ну, а ты что?
— Я ответил…
В комнате становится тихо, и я скромно посматриваю в сторону. Но тут раздается стук в дверь:
— Витя дома? — Павлик подмигивает мне и машет рукой. — Пошли в кино, — шепчет, — пошли скорей, на два часа.
Я вопросительно смотрю на маму:
— Можно, я в кино пойду? Павлику разрешили…
— А уроки?
— Но я же быстро, мама, а в четыре приду — все уроки сделаю.
Павлик стоит у дверей и кивает. Я говорю, а он кивает. Он очень хочет, чтобы мне разрешили. А я… я бы все сейчас отдал!..
Мама смотрит задумчиво, и мне нравится, как она смотрит, очень нравится. Когда мама смотрит так, все кончается хорошо.
— А много вам уроков задали? — снова спрашивает она.
— Уроков? Много ли уроков? — Я удивленно и радостно раскрываю глаза и смотрю на Павлика. У Павлика такое лицо, словно нет ничего смешнее этого вопроса. — Да никогда нам так мало не задавали!
— Никогда так мало не задавали, — кивает Павлик.
— А по географии-то, по географии, — смеюсь я, — одна страница.
— А если не сделаете?
— Сделаем! — Взмахнув рукавами, я натягиваю пальто. — Сделаем!
И мы выскакиваем во двор.
— Осторожней, не торопитесь! — кричит вдогонку мама.
Мы замедляем шаги и, выбравшись за ворота, как по команде, срываемся с места.
Стараясь не отстать, я то и дело шаркаю ногой: моя правая галоша соскакивает.
— А ты точно знаешь, что это кино идет? — спрашиваю я.
— Конечно, точно.
— А вдруг не на два?
Павлик хочет что-то сказать, останавливается, крутит головой.
— На два, на два, — говорит он, отдышавшись.
Бежим дальше. Галошу я держу в руках. Хороший все-таки день сегодня… Нет, наверное, мы опоздаем в кино… наверное, не успеем: не может быть, чтобы все так хорошо получилось, это слишком хорошо.
Заворачиваем за угол — на больших серых часах дернулась стрелка: без пятнадцати два. Успели. Наверное, билеты кончились. И как это я раньше не подумал?..
Есть! Вбегаем в фойе. Налево розовый зал, направо — голубой. Бежим в голубой. Пятый ряд, третье и четвертое место. Усаживаемся. Ух, жарко!.. Снимем пальто? Снимем. Снимаем пальто, усаживаемся.
— Давай твое пальто, — говорю
— Да нет, — говорит Павлик, — давай я.
— Да мне не тяжело!
— И мне не тяжело…
Хлопают стулья, зал быстро наполняется: шляпы, фуражки, платки. И мне даже жалко маму: сидит себе там в комнате, убирает, а по радио, конечно, что-нибудь тоскливое передают. Скучно.
— Смотри, — толкает Павлик, — Колька Рябов…
И правда Колька, в первом ряду уселся, головой вертит. А вон и Чернов с Соловьевым… Да тут полкласса!
— Васька, Колька! — кричим мы и размахиваем фуражками.
Увидели, смеются… Ах, хорошо!..
Началось… Тихо, тихо!
«Смело, товарищи, в ногу, духом окрепнем в борьбе…» Гражданская война, Петроград, идут солдаты. Перепоясанные лентами патронов, в черных бескозырках, бегут матросы… Строчит пулемет… падают, встают… белогвардейцы наступают… Победа или смерть!
Белые ведут красных на расстрел. Все наши в разорванных рубашках, со связанными руками, забрызганы кровью. Они идут к высокому обрыву, осталось совсем немного, спасенья нет, и они начинают петь.
Но вот далеко из-за леса взвилось облачко пыли, и на пригорок вылетел всадник, за ним второй, третий, и вот уже целый отряд несется по полю, и поле несется ему навстречу. Да что там отряд — лавина, все кругом покрыто мчащимися всадниками. Наши, наши! Это красная конница!
И тут заиграла такая музыка, такая музыка, что кажется, будто и мы, все мы сидящие в зале, скачем на помощь пленным. Вон красные звезды — это наши звезды, это красная конница! Скорее, скорее, скорее!..
И зал зашумел, заскрипел, задвигался.
А конница мчится по полю, потом через речку и на гору и с горы… А пленных уже подводят к обрыву… Скорей, ну скорей же! Последний поворот, и, блеснув саблями, отряд вырывается к самому обрыву. И тут в зале началось!.. Ребята стали вскакивать, хлопать, кричать, а наши пленные уже бьются вместе с конницей, и все ребята кричат: «Ура-а!..»
Вспыхнул свет, и, с трудом отрываясь от стульев, все потянулись к выходу. Какие-то мальчишки размахивали руками и, тормоша, перебивая друг друга, все время повторяли: «А помнишь… А помнишь?!»
Пахнуло ветром, прогремел грузовик.
— Покупайте пирожки! — кричала женщина в белом халате. — Покупайте пирожки!
— Ура-а! — вдруг донеслось издалека. Это кричали ребята в розовом зале.
— Эй, эй, подождите!
Мы обернулись — наши ребята.
— Ну как, понравилось? А в конце-то, в конце!..
— Здорово! — причмокивал Петька Харлашкин, двоечник. Он сегодня уже два раза смотрел эту картину, и оба раза без билета.
Издали, в самом конце улицы, виднелся большой сквер. Железный узор изгороди окаймлял его с четырех сторон, посреди широкой площадки стоял обмелевший фонтан.