Вперед в прошлое 6
Шрифт:
— Вы должны туда пойди, — велел я, рассчитывая на свой дар убеждения.
Ясно, что если и подействует, то не сразу, но надо использовать все средства. Да и дар нужно развивать.
Репортерша не отреагировала на внушение, переглянулась с оператором.
— Готов? Давай!
Оператор поднялся по ступеням, принялся настраивать камеру, я бочком, бочком удалился, растворился в толпе, обошел наших и за их спинами просочился в администрацию народного образования, подбежал к кабинету номер
Наверняка Ройзман уже увидела суету под окнами. Я постучал в ее кабинет, но никто не ответил. Почему? Неужели она ушла, например, на обед? Вот же попадалово! Или просто не слышит? Я затарабанил сильнее, и снова ноль реакции.
Точно на обед ушла, и такой убедительный момент пропадет! Черт!
Снова ситуация понесла, как бешеный конь, надо как-то его притормозить и усмирить…
Сильный хорошо поставленный женский голос заставил меня вздрогнуть.
— Вы к кому, молодой человек?
Я обернулся. Ко мне шагала эффектная брюнетка в юбке-тюльпане, на шпильках.
— К Ольге… — как же ее? — Э-э-э… Романовне.
Тонкие смоляные брови шевельнулись.
— По поводу?
Женщина отперла дверь седьмого кабинета.
— Давайте пройдем в кабинет, — предложил я, — и вы сами увидите.
Может, она не впустила бы меня, если бы я не поставил ее перед фактом. Прошагав к столу, она сразу же уселась за стол, повернувшись спиной к окну. Я кивнул на него.
— Обернитесь, и поймете.
Она повернула голову, я сразу же затараторил:
— Мы, ученики школы номер семнадцать, не согласны с назначением Людмилы Кировны Джусь на должность директора и собрались на мирный пикет.
Лицо Ольги Романовны оставалось непроницаемым, лишь ноздри трепетали, я торопливо излагал суть, пока она не оправилась от удивления и не прервала меня.
— Наши родители написали на нее жалобы, но она по-прежнему ведет у нас русский язык и литературу, выгоняя с уроков неугодных, занижая оценки, а иногда и распуская руки. В данный момент у ребят берет интервью телевидение.
Я указал на окно. Камеры видно не было, мелькала лишь рыжая шевелюра журналистки. Ольга Романовна поджала красные губы, еще раз обернулась и процедила:
— Когда написаны заявления?
— Пару дней назад…
— Это совсем недавно! — Она поднялась. — Мы просто не успели бы отреагировать, а вы устроили тут цирк! Немедленно расходитесь. И Маркушину передайте, что это нечестная игра.
— Он тут ни при чем, это я все организовал. И мы не уйдем, пока Людмилу Кировну не снимут с должности. Хотелось бы, конечно, Геннадия Константиновича, но мы согласимся на любого директора, кроме Джусь.
Хозяйка кабинета нервным движением огладила юбку и зашагала к выходу, я направился за ней. Меня она перестала замечать, у нее появилась цель: прекратить смуту, сделать так, чтобы на болотце воцарился привычный покой.
Потому на улице она ввинтилась между репортершей и Памфиловым, говорящим:
— У нас есть доказательства, что она нас оскорбляла и не дает нам учиться! Выгоняет! И мы не уйдем, пока ее не снимут! Такому человеку нельзя отвечать за школу! Верните нашего директора или назначьте нового!
— Почему бы вам не написать заявления… — начала репортерша, но была прервана.
— Заявления написаны, — припечатала Ройзман. — Они на рассмотрении, мы не можем принять такое решение за один день! Назначение директора — ответственное мероприятие. Людмила Кировна проработала в семнадцатой школе почти двадцать лет, она — учитель высшей категории и не производила впечатления некомпетентной…
Я включил диктофон и поднес его к микрофону, направленному на Ройзман. Рыжая удивилась, увидев меня, который вроде как ни причем; все поняла и погрозила мне пальцем, улыбнувшись.
— Вы послушайте, — сказал я, — мы записали, как она ведет урок.
Ройзман побледнела, сообразив, что так просто нас не разогнать и не убедить журналистов, что Джусиха — отличный кандидат.
Диктофон воспроизвел голос Джусихи:
— Вы чего сюда приперлись? — Пауза. — Если делаете назло — ой, зря. Подберезная — вон из класса, предательница.
— А нам можно остаться? — Лихолетова.
— Можно. Но вы же поняли, что нормальных оценок вам не видать. А тупые типа Желтковой и Заворотнюка могут рассчитывать только на двойки.
Я нажал на паузу и обратился к Ройзман:
— По-вашему, это компетентный учитель?
Рыжая была довольна — скандал удался! Не рассчитывая, она нашла интересный материал. Вот только пойдет ли он в эфир. Зависит не от нее.
Я продолжил воспроизводить запись:
— Но они же учатся! — Гаечка. — Так нечестно.
— А честно было писать оскорбительные эпиграммы? Коллективная ответственность — привыкайте.
Свой голос я узнал не сразу, он был низким, как у взрослого мужика:
— Мы предлагали оптимальный вариант: чтобы мы не терпели друг друга, можно передать наш класс Вере Ивановне, другой учительнице русского. И мы будем учиться, и ваша нервная система спокойна. Почему бы не сделать так?
— Какой ты умный! Размечтался! Сделали гадость и думаете, вам это сойдет с рук?
— То есть, вы отказались только радо того, чтобы нас утопить? Разве это педагогично?
— Считай, как знаешь.
И репортерша, и Ройзман слушали молча. Ольга Романовна потирала подбородок, глядя в землю — думала, как максимально безболезненно для себя разрулить ситуацию.