Вперед в прошлое 6
Шрифт:
Девушка шевельнулась, перевернулась на спину, посмотрела на меня, и наши взгляды встретились…
Но реальность задрожала, запикселилась от все нарастающего дребезжания.
Будильник, мать его! Первым делом я его выключил — чтобы в субботу не разбудил домашних. Потом прошлепал к окну, выглянул: пасмурно, но сухо. Потому надо побыстрее на мопед — и к бабушке, а то хлынет ливень, и промокну до нитки.
Всю дорогу я думал. Кто эта таинственная незнакомка и какая связь между мной, меняющейся реальностью и ею?
Если
Что будет, если ее вдруг назначат директором в другую школу? Не нивелирует ли это положительный эффект? Джусиха-то продолжает существовать, а такой злокачественный человек везде пролезет и воцарится. Главврач Жунько, из-за которой уволилась мама, такая же. Вот бы поместить двух змей в банку — пусть аннигилируют.
Машин на дороге субботним утром было немного, в том числе фур, от которых меня на мопеде сдувало с обочины, и к бабушке я добрался быстрее обычного. Заметил на заборе табличку «куплю грецкий орех». Открыл калитку, обнялся с Боцманом — ну какой же душевный пес, всегда такого хотел! — и лишь потом закатил мопед во двор.
Первым из кухни вышел Каналья с тетрадью в руках, куда он записывал заказы и график работ, радостно помахал ею. Из дверного проема выглянули бабушка и Каюк. Я пожал руку Каналье и направился на бормотание радио, надеясь и бабушку отблагодарить за вклад в нашу революцию, и новости узнать.
— Привет, ба! И тебе, Юра, привет. Огромное спасибо, что не дала пропасть от голода и покормила моих революционеров.
Бабушка улыбнулась.
— Это меньшее, что я могла сделать. Сам-то не голодный? У меня тут творожок. Будешь?
— Не откажусь, — потер руки я. — Дома не успел позавтракать.
Усаживаясь за стол, я заметил в душевой два ящика огромных груш — бабушка и без меня отлично справлялась. На столе стояла пиала со сметаной — настоящей, плотной, в которой ложка стоит.
Юрка сверлил меня взглядом и аж на табурете подпрыгивал, будто хотел поделиться со мной радостной вестью, но не находил удачный момент.
— Что у тебя? — спросил я.
Он вскочил и кивнул на выход.
— Давай покажу!
Он повел меня в гараж и остановился возле мопеда, точно такого же, как мой.
— Вот! — раздулся от гордости он. — У меня по матеше четверка за контрольную! Прикинь! Если четверть без трояков закончу, ставим мотор, и можно кататься!
— Круто! — порадовался я не за приятеля даже — почти за брата.
— А давай погоняем, кто быстрее? — сверкнул глазами он.
Я покрутил пальцем у виска.
— Ты дурак? Шею свернуть хочешь? Это же не гоночный болид! Яму словишь — перевернешься и мопед сломаешь, и костей не соберешь.
Каюк потух и проворчал:
— Как бабка старая, блин.
А я впервые в жизни понял родителей, которые даже при наличии средств категорически против того, чтобы у чада был мопед. Вот и я жалею, что такое предложил — все-таки у Юрки ветер в голове, может убиться насмерть.
— А ты, как дебил безголовый, — парировал я и вернулся в кухню, Юрка на меня уже не наседал — обиделся.
Зато напротив уселся Каналья, открыл разграфленную и исписанную тетрадь, похвастался:
— Гля, какой у меня график работы на следующую неделю! Только в пятницу в обед есть окошко. — Он перевернул страницу, где вел учет запчастей и писал список необходимого. — Я у нас на авторынке глянул — и правда цены чуть ли не вдвое выше. Так что из Москвы возить выгоднее.
Мне подумалось, что еще выгоднее было бы найти контакты отдела продаж (или как он сейчас называется) завода и закупать запчасти, минуя посредников. Я поделился соображениями с Канальей и закончил мысль:
— Так мы будем держать самые низкие цены в городе при отличном сервисе.
— Еще журналы бы по иномаркам. Ну, или руководства по эксплуатации.
— Подумаю, где достать. Уже горит, да?
Каналья кивнул и снова перевернул страницу своего журнала учета.
— А это наша прибыль за неделю. Тут в долларах.
Мои глаза чуть не вывалились, а челюсть — не упала на пол.
— Офиге-еть! Пятьсот пятьдесят баксов!
— Чистыми вот, — он ткнул пальцем в цифру 347. — А вот запчасти, что я продал. Закупочная цена — продажная. Больше ста баксов чисто на продаже.
Я прищурился, анализируя цифры.
— Наценка — тридцать процентов?! — вскинул брови я.
— Много? — чуть виновато спросил Каналья.
— Мало! Сейчас народ не парится и делает стопроцентную накрутку!
Он поскреб в затылке, задумался и выдал, разведя руками:
— Неудобно как-то. Не по-человечески. Где же столько денег людям взять? Мы что, драконы, так драть.
Самому неудобно стало. И правда ведь. Надо придумать гибкую систему скидок, чтобы ни себя не обидеть, ни людей.
— Делаем так. Эту цену оставляем только для тех, кто ремонтируется у нас, и для оптовиков, чтобы им было выгодно перепродавать на рынке. Розничная цена — как у всех, с наценкой в сто процентов… — Я поймал заинтересованный взгляд бабушки и снова устыдился жадности, собрался уступить, но вдруг понял, что прав, продолжил:
— Смотрите, если у нас дешевле, чем везде, мы перекупов задавим. Ну смысл им у нас брать и перепродавать? Хочешь сэкономить — ремонтируйся у нас.
Бабушка усмехнулась и зааплодировала:
— Вот ты буржуин!
Я положил пятерню на расчеты.
— Я не делаю ничего плохого. Люди могут дешево и качественно починить машину. Другие имеют возможность заработать без риска, если будут покупать запчасти на перепродажу у нас, а не гонять за тридевять земель, рискуя быть ограбленными бандитами или украинскими таможенниками.