Вперед в прошлое 7
Шрифт:
— Ну ты зануда, — пробормотал Плям.
— Что — думать больно? — сыронизировал Илья. — Но это поначалу, как в спорте. Потом привыкнешь, если не бросишь, конечно.
— Да пошли вы! — махнул рукой Барик, но уходить не спешил.
Я чуть шевельнул процессы в его сером веществе:
— Вот если бы тебе дали видик и выделили свою комнату, шмоток накупили — только не беспредельничай, ты смог бы? Или, вон, как Каюку — пообещали мопед, если без троек закончит. Стал бы ты напрягаться.
Мыслительный
— Видик… мопед… Да. Наверно.
— Я бы смог, — сказал Плям. — Но никто ж не даст.
— А ему предложили, тетка та богатая. Он взял, но продолжил свое. Вот она его и наказала. Ей его жалко, она хочет, чтобы он жил. Но палку перегибает, да.
Крыть гопникам было нечем, и они молча ушли к себе.
— Учиться надо, — проговорил им вослед я — больше чтобы прокачать дар внушения, если это возможно, конечно.
Плям и Барик, наверное, думали, на что он готов пойти ради мопеда. Объяснять им, что нужно учиться, бессмысленно — я для них не настолько авторитет, а общество показывает обратное: учиться необязательно, если учишься — ты чушпан, у тебя можно что угодно отжать.
А вот отжимать — круто, если можешь это — ты сильный и молодец. Вот только о том, что такие молодцы заканчивают с пулей в башке, почему-то не думается.
— Может, к дрэку сходить, посмотреть, там он или Джусь, — предложила Гаечка. — Чисто одним глазом взглянуть…
Вошла Никитич с плакатом, и Гаечка замолчала.
Прозвенел звонок. Инна так и не пришла на урок. Только бы глупостей не наделала!
Класс встал, приветствуя учительницу, и тут дверь распахнулась, и влетела секретарша с круглыми глазами.
— Мартынов — срочно к директору! — выпалила она.
— Что опять?! — не сдержался я, всплеснул руками.
«Вот и схожу, и посмотрю, — подумалось мне. — Вот только на что придется смотреть?»
— Что случилось? — спросил я у секретарши.
— Тебе лучше знать, — ответила она и убежала.
— Иди уже, — проворчала Никитич.
— Ну ты и рецидивист! — проговорила довольная Баранова, словно этот вызов к директору — ее рук дело.
Все-таки Джусь победила, и меня ждет четвертование? Или вернули дрэка, и он хочет в знак благодарности предложить мне полцарства и принцессу в жены? Скоро узнаем.
Неторопливо спускаясь по ступеням, я уже по привычке готовился к беде, а самое худшее, что могло произойти — меня встретит Джусь и попросит сменить школу.
Трус, какой живет в душе каждого человека, возликовал, что я больше не увижусь с Инной. Тьфу ты напасть, заткнись, Табаки!
Вот он, кабинет директора, сразу за стендом. Из-за двери доносятся возмущенные женские голоса, вроде бы кто-то плачет.
Ноги вросли в землю, но я пересилил себя и постучал. Не дождавшись ответа, распахнул дверь — в нос ударил запах корвалола — и увидел женщину, распластавшуюся на секретарском столе и трясущуюся от рыданий. Секретарша замерла над ней с чашкой в руках и растерянно озиралась по сторонам.
Из второго кабинета доносилось бормотание дрэка. Он на своем месте — это хорошая новость, но она перекрывается плохой, к которой я точно имею отношение, иначе бы меня не вызвали.
— Здравствуйте, — растерянно пробормотал я. — Вызывали?
Рыдающая женщина не отреагировала, так и лежала, уткнувшись в сложенные на столе руки.
— Заходи! — скомандовал директор.
Напротив него, вполоборта к двери, сидела старушка, которая вчера обрезала розы — бабушка Инны. Ее подбородок трясся, как при болезни Паркинсона, пальцы сжимались и разжимались.
— Что… с Инной? — спросил я, косясь на дрэка, сложившего руки на груди.
— Надеюсь, это ты нам расскажешь. — Он шагнул от окна к столу, подвинул ко мне листок, лежащий текстом вниз. — Читай.
Обмирая, я взял листок, перевернул его и вдруг понял, что вижу черноту — глаза сами закрылись. Пришлось разлепить веки. Знакомым почерком было аккуратно выведено: «Мама, папа, бабушка, я люблю вас, простите меня! Поцелуйте Вадика. Так больно, что нет сил терпеть. В моей смерти прошу винить Павла Мартынова».
Я сглотнул слюну. Способность соображать отшибло разом. Бабушка зарыдала, завыла. Дрэк поджал губы и отвернулся.
Кувыркнувшись, листок выпал из одеревеневших пальцев и лег текстом вверх.
Глава 4
Пока еще не поздно
Способность говорить отшибло напрочь. Меня словно выхватили из воды и бросили на горячий песок. Столкнули в пропасть. Швырнули голого в сугроб. Я стоял пришибленный, пытался собрать калейдоскоп мыслей, но не получалось из-за разливающейся в душе черноты.
— Инночка, — выла бабушка, как на похоронах, грозя сжатыми кулаками кому-то невидимому, — господи, как же так! За что-о?
Сглотнув вязкую слюну, я все-таки выдавил:
— Что с ней? Она… жива?..
— Ирод! — Старуха кинулась на меня, оскалившись, будто одержимая.
Я перемахнул за стол, к дрэку, и крикнул:
— Она жива?!
Бабка уперлась в стол и прошипела:
— Ее три дня искать никто не будет! А вдруг еще можно… помочь?
— Что с ней? — заорал я, и мой крик подействовал, как пощечина — на истерящего.