Впервые в жизни, или Стереотипы взрослой женщины
Шрифт:
– Плевать! – отмахивалась Нонна. – Не сегодня!
– Я не хочу снова к тебе в больницу паровые морковные котлеты возить, – возразила Женя. – И потом получать твой фирменный взгляд.
– Нет у меня никакого фирменного взгляда, – обиделась Нонна, принимая инсулин.
– Есть, есть. Фирменный взгляд «а сама бы ты стала есть такую мерзость?» На-ка, попробуй! – покачала головой Женька. Нонна тут же прослезилась и принялась клясть судьбу за то, что другие вон лопают, а ей приходится сидеть на этой бесконечной диете и высчитывать калории.
– Зато ты та-ак похудела, – нежно пробормотала Женя, помогая Нонне встать. Та кивнула и вздохнула. Похудеть-то как раз
Нонна и Женя вернулись в обеденный зал, где Анна и Матюша танцевали под звуки нежной скрипки. Нонна прослезилась по причине того, конечно, что в ее крови было слишком много алкоголя, но также и от того, каким счастливым было лицо ее любимой подруги. Анна кружилась, чувствуя себя уверенно и покойно в сильных руках своего ирландского медведя, и Нонна была счастлива за них. Затем ее взгляд переместился чуть в сторону, где за деревянным столом сидела Олеся, обсуждающая что-то с бабушкой Ниндзей, а чуть левее – Померанцев с адвокатом. У окна, за которым уже стемнело, эти двое склонились над ярким отсветом работающего планшета, они смотрели какое-то видео и смеялись. Нонна нахмурилась и покачала головой. Это было неправильно, категорически и бесповоротно.
– А что насчет наших вторых молодоженов?! – воскликнула она, как только музыка кончилась. – Давайте и их поздравим!
– Нонна, ты бы присела, – вздохнула Женя, а баба Ниндзя огляделась вокруг так, словно вообще забыла, что тут, в зале, присутствует еще одна пара новобрачных.
– А что? Давайте и им тоже крикнем «Горько!». – Ноннин энтузиазм захлебнулся в одиночестве, но внимание ей все же удалось привлечь. Олеся и Померанцев переглянулись – их лица были удивленными. Они сидели в разных концах зала и почти забыли о присутствии друг друга и о той шалости, что совершили в загсе. Но теперь, когда все смотрели на них, Померанцев улыбнулся Нонне, затем пожал руку адвокату и пересек комнату. Олеся продолжала сидеть, держась за бокал с красным вином, как за поручень на эскалаторе – чтобы не упасть.
– Привет! – прошептала она, искренне интересуясь тем, что же теперь будет дальше. Померанцев галантно протянул руку Олесе и помог ей встать.
– Мы уходим, – коротко приказал он, и последняя надежда Нонны на то, чтоб заставить Померанцева прилюдно целоваться, была обращена в пыль.
Олеся не стала даже спорить. Следуя за Максимом, как домашний питомец на поводке, она обернулась, помахала бабе Ниндзе, кивнула Анне и успела увидеть ободряющий кивок в ответ. Затем дверь захлопнулась, и они остались вдвоем в коридоре, и Померанцев затолкал Олесю в какой-то темный угол, скрытый от любопытных глаз. Ирландская музыка была здесь едва слышна, по большому счету только басы.
Максим прижал Олесю к стенке и принялся целовать, жадно, властно и сильно – именно от таких поцелуев она забывала все на свете и даже свое имя. Он держал ее за плечи, прижимая к стене всем своим телом. Высокий, на голову выше, он улыбался какой-то демонической улыбкой, а глаза его горели неподдельным интересом.
– Моя жена? Да?
– Да, – шептала Олеся и тянулась навстречу ему.
– Думаешь, это что-то изменит? – спросил он, но ответить не дал. Снова закрыл ей рот поцелуем. Олеся впервые подумала, что в нем самом тоже есть что-то вызывающе ненормальное, то, что, возможно, имеет какое-то название на языке врачей, что может быть диагностировано и названо как болезнь. Что они оба – не слишком-то нормальные люди.
– Идем со мной! – Максим потянул ее за собой, на улицу, где ночной холод уже пробирался под любые свитера, а уж тем более под платья и тонкие капроновые колготки. Олеся мечтала о том, чтобы сменить туфли на высоком каблуке на кроссовки, но Максим был настроен гулять, и она шла за ним, как зачарованная, боясь, что его настроение снова изменится.
– Куда мы идем? – спросила она, когда поняла, что они не просто гуляют – они направляются куда-то, и Померанцев отсчитывает повороты, следит за маршрутом. Они были недалеко от его квартиры на Бронной, где сейчас мирно жили арендаторы – семейная пара с детьми, бизнесмен из Туниса.
– Я хочу, чтобы наша брачная ночь тебе запомнилась, – усмехнулся Максим, и Олеся моментально заволновалась, зная, что Максим может выкинуть буквально что угодно. И слово «запомнилась» вовсе не обязательно должно означать что-то хорошее.
– После всех наших «брачных» ночей я даже не знаю, что еще ты можешь сделать со мной, – пробормотала Олеся и наткнулась на посерьезневший взгляд Максима.
– Эта ночь – наша первая. С сегодняшней ночи ты – моя.
– Почему тебе так важно владеть мною? – заинтересовалась Олеся, а Максим подошел к одному из домов, стоящих неподалеку от его собственного, и набрал известный ему код.
– Меня увлекла эта игра. – Максим открыл дверь и галантно пропустил Олесю вперед.
– А если я перестану тебя любить? Ты же знаешь, я мечтаю об этом, – спросила Олеся, с опаской заходя в довольно старый лифт. Дом чем-то напоминал тот, на Кутузовском проспекте, где она провела ночь с режиссером, с которым якобы переспала.
– О, тогда это станет еще интереснее, – улыбнулся Максим и поправил прядь волос на Олесином лице. В лифте было почти совсем темно, лампочка еле светила, и Олеся подумала, что Максим решил повторить подвиг Женьки и Ванюшки – они как-то провели больше часа, занимаясь любовью в застрявшем лифте. Она была бы не против, она смотрела на обострившиеся в сумерках черты лица, на то, как Максим серьезен, как напряжены его мышцы.
– Как это может стать интереснее?
– Говорят, самые хорошие актеры – те, у которых психика максимально расшатана и нестабильна. Интересно, насколько хорошей актрисой ты станешь, живя со мной?
– Если не брошусь в окно раньше, – хмыкнула Олеся. Лифт остановился, Максим вышел, осмотрелся: на площадке никого не было, и из-за дверей в квартиры не доносилось ни звука. Тогда он поднялся еще на несколько ступеней вверх – туда, где за замком и решеткой скрывался выход на крышу.
– О боже! – воскликнула Олеся, прикрываясь от еще более усилившегося ветра. С крыши открывался вид на половину Москвы, но также возникало чувство, что половина города смотрит на тебя.
– Смотри, – улыбнулся Максим, махнув рукой в сторону огромного экрана, на котором шла реклама какой-то машины класса люкс. Здесь, отсюда, с крыши, эта картинка казалась невообразимо огромной. – Это же твоя мечта, да? Дорогая моя жена, ты хочешь, чтобы весь город смотрел на тебя, да?
– Если коротко, то да, – улыбнулась Олеся и демонстративно повернулась к Максиму спиной. Он не торопился, несколько секунд смотрел на женщину, на которой женился, но которой еще ни разу не сказал тех самых, долгожданных слов «я тебя люблю». В тонком ярко-красном платье, в туфлях на высоком каблуке, с длинными черными волосами, ниспадающими по ее плечам, она смотрелась как часть сюрреалистической картины Дали – с отблесками постоянно меняющейся картинки на экране.