Врачу, исцелись сам!
Шрифт:
Борисков в специфику своей профессии очень внимательно относился к терминам. Так уж он был обучен. И на клинических разборах по этому поводу всегда были свары. И может быть, правильно. Поскольку не тот термин – это не тот диагноз, а тут недалеко и до врачебной ошибки, неправильно назначенного лечения. Профессора могли часами толочь воду в ступе: например, утверждали, что правильно говорить не
"стадия обострения", а "фаза обострения", и что правильно не "вирус
Эпштейна-Барра", а "вирус Эпштейна-Барр", поскольку Барр – это фамилия женщины – Марии Барр. И что целлюлит – это воспаление соединительной ткани между смежными тканями и органами, а вовсе не отложение подкожного жира с формированием "апельсинной корки". Но пациенты-женщины этого слова "ожирение" очень не любили. Борисков обычно и в диагноз при выписке ожирение
Уж не известно, почему и как она его себе выбрала, но этот Лизин сожитель Дима был человеком абсолютно другого типа, чем Борисков, будто бы они произошли от разных обезьян, поэтому его Борисков даже просто видеть – слышать о нем не мог – все в нем его страшно раздражало. Не любил он таких людей. Этот Дима работал в театре то ли художником по декорациям, то ли просто рабочим сцены, спал до обеда, любил выпить, постоянно курил – сигарету изо рта не вынимал.
Борисков полагал, что Дима и в театре-то работает вовсе не по призванию, а просто из желания принадлежать к этой богемной тусовке: не надо ходить утром на работу, можно болтать языком и пить водку.
Борисков таких типов, пудрящих мозги молодым девчонкам, в своей жизни повидал достаточно. Так уж получилось, что с юности он дружил с художниками, поскольку снимал комнату в одной коммунальной квартире с художниками. Когда ни придешь, они всегда были с похмелья. Уже потом в гости к ним всегда шел со спиртным и с ужасом смотрел, как похмельный непризнанный гений сходу вливает в себя целый стакан водки, а у него все это идет назад, а потом гений опять пытается заглотить, и снова – назад. И так гоняет и гоняет туда-сюда, пока, наконец, спиртное не приживется. Борисков считал, что такие люди и подобные отношения – настоящий капкан на тропинке к нормальной жизни, и Лиза в него попалась. Она всегда была слишком уж самостоятельная и невероятно упрямая. Сын тот был куда мягче характером, и вот ему, пожалуй, наоборот, как раз и не хватало этой
Лизиной жесткости и упрямости. Впрочем, учился Олег неплохо, хотя отличником и не был. Вряд ли у него была какая-нибудь идея, куда идти учиться после школы, кем быть. Может быть, и придется пропихивать в медицинский. У Борискова там имелись кое-какие связи, и хотя это вовсе не означало каких-то гарантий, но при определенных расходах вполне могло сработать. Даже сумма была озвучена. Там теперь учились в основном дети врачей, а обучение обходилось очень дорого. Впрочем, время еще было.
Но и сейчас, когда Лиза жила с декоратором, Борисков, опять же выискивая в этом хоть что-то положительное, рассуждал, что возможно это даст ей какой-то опыт общения, жизни в семье, привьет какую-то ответственность, и не исключено, что такой опыт будет даже очень полезный, но с другой стороны, она также может что-то в себе безвозвратно и потерять, посчитав этот стиль безалаберной полусемейной жизни за некую норму. Ведь, несомненно, существует опыт не только полезный, но и вредный. Однажды он попал в серьезную автомобильную аварию. И этот звук глухого удара и сминаемого железа грезился ему, наверное, пару лет точно. Какое-то довольно долгое время он не мог без страха садиться в машину. Зато после этого негативного опыта он никогда уже не гонялся и понапрасну не рисковал.
Этот Лизин художник-декоратор был еще тот тип: немногим младше
Борискова – лет под сорок, – он уже был женат, имеет двоих детей, и в настоящее время в разводе. Курит, пьет. Лизе же он чем-то, видать, понравился. Борисков, скажи ему кто-нибудь лет десять назад просто о возможности такой ситуации, сходу дал бы в морду, не поверил бы, что такое вообще может быть. А сейчас уже казалось хорошим, чтобы просто какой-нибудь сверстник-студент был бы в друзьях, а тут – разведенец, отец двоих детей, пьющий, богема. Конечно, можно было посмотреть на это и с другой стороны. И то хорошо, что хотя бы живет только с одним, а не болтается по рукам. Детей заводить они, вроде как, не собираются. У того уже есть своих двое, значит, он знает эту кухню и прекрасно представляет, как это всегда осложняет жизнь.
Впрочем, у Борискова один знакомый, молодой мужик лет чуть до тридцати, тоже врач, жил так в сожительстве с одной женщиной довольно долго и был тем очень доволен. Она ему, конечно, нравилась, но не до такой степени, чтобы на ней жениться и жить с ней всю оставшуюся жизнь – так, какое-то время. Детей они договорились пока не заводить, и она регулярно принимала противозачаточные таблетки.
Сам он считал такую ситуацию временной и очень удобной, поскольку она его полностью устраивала. Но однажды эта подруга вдруг заявила ему: "У нас будет ребенок!" Вроде бы и таблетки пила и вдруг забеременела. Встал вопрос: что делать дальше? Он, помнится, еще говорил на работе: "Она просто попала как раз в тот самый один процент, когда гормональные контрацептивы не сработали!" Все хохотали над такой его наивностью. Ни фига она, конечно, не пила никаких таблеток. Она приняла решение и сделала такой сильный ход, потому что ей нужно было, чтобы он на ней женился. И он на ней действительно женился, и у них родился ребенок.
Этот Лизин сожитель хотя и работал в театре декоратором, но сам считал себя гениальным, но пока непризнанным живописцем и действительно писал картины маслом. Борисков как-то даже специально один сходил на выставку на Большую Морскую улицу, где одна или две картины этого типа были выставлены. Оказалось, как Борисков и предполагал, картины были просто ужасные. Естественно, никто их поэтому и не покупал. Притом, что Борисков к современному искусству относился в целом нормально, не был, конечно, специалистом, все оценивал, как и большинство людей, по принципу "нравится – не нравится". Например, раскрашенные фотографии Энди Уорхола ему даже чем-то нравились, или точнее сказать, не вызывали раздражения.
Впрочем, хороших картин на той выставке не было вообще ни одной. Или же просто Борисков ничего не понимал в живописи. Ему там вообще ничего не понравилось.
Кстати, Борисков поначалу надеялся оказать финансовое давление на
Лизу, не давать денег, но эта его затея с треском провалилась.
Как-то они там выживали, а Лиза тут же устроилась на работу: что-то по организации выставок в какой-то галерее, и что самое поразительное, зарабатывала больше самого Борискова.
Как оказалось, проблемы с повзрослевшими детьми были у многих знакомых. Подростки куролесили. Взрослые дети то выходили замуж, то разводились. Случались и другие проблемы. Старшая медсестра отделения, например, тоже волновалась за дочку, которая недавно устроилась работать в обувной магазин. Каждое утро они получали товар. Поразительно, но меньше шести тысяч ни одна пара обуви там не стоила. Самое интересное, что в том магазине никто ничего почти не покупал. Если продавали две пары за день, то это считалось хорошо.
Вечером товар увозили, а кассирша пробивала чеки на полмиллиона рублей, якобы он весь был продан. Эти деньги сдавали инкассаторам и те везли их в банк для зачисления на счет. Тут явно происходило какое-то отмывание наличных денег. Что и откуда и зачем – никто не знал. И таких магазинов в Питере было у этой фирмы наверно с десяток.
Когда года четыре назад Борисков как-то приехал в гости к своей родной сестре, та была просто в панике: дочка-подросток Светка совершенно отбилась от рук: приходя домой, она садилась перед телевизором, потом чуть ли не одновременно надевала наушники и врубала стереосистему. Музыка была дурная – электронная, механическая – одно долбление. Они жили в этом постоянном шуме, и сестра очень боялась, что это обозначает какое-то психическое расстройство или склонность к наркомании. А возможно были типичные какие-то подростковые проблемы, будто не уважают друзья и не понимают родители, никто никогда не полюбит и прочее. Все ей было противно и скучно. Все окружающие для нее были дураки и идиоты. На все она говорила, что это "полный отстой". Книг не читала, по телевизору смотрела только СТС. Сестра была в ужасе, потому что именно таких скучающих подростков в их захудалом городишке запросто сажали на иглу. Самое удивительное, что этих торговцев наркотиков никто не ловил. Они были повсюду. А ведь, говорят, в Сингапуре всех наркоманов ловят и расстреливают. Борисков тогда заглянул в Светкину комнату. Странно было поверить, что там живет девушка: вся комната была завалена каким-то барахлом, всюду валялись скомканные колготки, нижнее белье, а кровать она, кажется, не убирала вовсе. Но потом у племянницы, наконец, появился парень, и всю ее хандру как рукой сняло, правда, и тут появились проблемы, хотя уже совсем другого плана. Но, говорят, комнату свою она уже так не засирала, трусы и белье тоже где попало не разбрасывала. В конечном итоге все кончилось хорошо: Светка с отличием закончила техникум, нашла хорошую работу, вышла замуж и совсем недавно родила ребенка.