Враг моего мужа
Шрифт:
Эта женщина, ласкающая языком головку моего члена, стоит каждой пролитой капли крови.
Ноги не держат меня. Приходится сесть на кровать, и зрелище, открывшееся мне, — самое охуенное. Рыжая ведьма, берущая в плен мой член, терзающая его, ласкающая… а глаза. Её голубые глаза, подёрнутые дымкой, устремлены прямо на меня, забираются в душу, сводят с ума.
Изливаюсь в Злату мощными толчками. Оргазм обновляет и очищает, делает из меня безвольную тряпку. Всего на мгновение я повержен, но это желанное поражение.
Оргазм заставляет дрожать
— Хорошо, — выдыхаю, а Злата ложится рядом. Такая тёплая, живая, отзывчивая. — Ты ведь совсем неопытная, но это такой кайф…
Злата тихо смеётся и задевает моё плечо губами.
Лежим. Мне наконец удаётся восстановить дыхание, и грудь больше не болит от прерывистых поверхностных вдохов.
— Можно тебе кое-что рассказать? — спрашивает, а я целую её в макушку. Вместо миллиона ненужных фраз и слов. — Я видела… Колю. В Ютубе видео попалось. Он... школу в нашем городе открыл. Такой важный. Сволочь.
В её словах слишком много боли и паники.
Злата затихает. Я скриплю зубами.
— Гнида.
— Он… говорил о детях. Что хочет их и обязательно приведёт учиться в ту самую школу. Понимаешь? О детях! Это так… больно. Невыносимо. Ведь если бы не он… не его жестокость. У меня был бы сын. Представляешь? Маленький мальчик. Мужчина, который любил бы меня просто за то, что я вот такая, неправильная и несовершенная, существую. Просто любил.
У меня сжимается что-то за ребром. Сердце,что ли? Чудеса. Ещё и в горле першит.
— Подонок.
— Знаешь… я хочу его убить, — вздыхает и зарывается носом в выемку между моей шеей и плечом. — Не могу никак его простить. Безумие, да?
— Нет, не безумие. Он достоин самой паскудной смерти. Но тебе его подлой шкурой пачкать руки нельзя, ты слишком светлая для этого. Даже у Романова не получилось тебя испортить.
— Ты слишком хорошего обо мне мнения, — хмыкает и снова целует моё плечо. — Я злая и не умею прощать. Иначе бы давно отпустила ненависть к Коле.
— Отпустишь.
— Думаешь?
— Уверен. Когда увидишь его голову на блюде, сразу отпустишь.
— Ты же не серьёзно… ты ведь не будешь его убивать. Не станешь?
Но я молчу. Не хочу врать, но и правда сейчас — не самый лучший выбор.
Потому я поддеваю Злату, усаживаю верхом, а она охает, впиваясь глазами в свежий шрам на моём животе.
— Тебе больно?
— Помолчи, мать Тереза, — усмехаюсь, а мой член снова уже готов к бою.
Наш секс неторопливый и нежный, хотя мне хочется совсем иного. Но слишком свежи ещё раны, слишком много сил я угрохал в экстренное восстановление. Но даже в этом есть своя прелесть, когда надо мной Злата. С ней всё какое-то другое.
Я давлю в себе тысячу мыслей, омрачающих мой покой. Отдаюсь этому моменту, а жадные
— Ты охрененная, — выдыхаю на пике удовольствия, нахожу рукой возбуждённый клитор Златы и сдавливаю, растираю пальцами.
Она судорожно сжимается вокруг члена, выдавливает из меня то, чего никто и никогда не мог выбить, отдаётся оргазму со всем пылом, выгибается. Я накрываю её грудь рукой, сжимаю правую, потом левую. Играюсь, балуюсь. Злата трепещет, кричит что-то неразборчивое, но я в этой какофонии слышу своё имя.
— Без презерватива, — удивляется Злата, когда через некоторое время лежим рядом, впаянные друг в друга.
— Угу.
Больше эту тему не развиваем. Я видел её карту, я знаю, что никаких детей у Златы быть не может. Не после того, что сделал с ней Романов. И даже если будут, это настолько призрачный шанс, что вряд ли когда-то выпадет.
— Спи, — целую Злату в макушку, пахнущую луговыми травами и полевым цветом. — Скоро утро.
Затихает, а я ещё долго смотрю в потолок, размышляю.
Но вдруг мой телефон наяривает, жужжит. Чертыхаюсь сквозь зубы, высвобождаю руку, боясь разбудить уснувшую Злату.
Сашка.
Я смотрю на экран, тяжело вздыхаю.
— Что, блядь, стряслось? Я же просил до утра меня не трогать.
— Клуб. Его сожгли.
19 глава
Артур
Огонь разгорелся внезапно. Вспыхнул внутри клуба сразу в нескольких местах, вызвал панику, давку и столпотворение на выходах. Я ничего этого не видел, но мне достаточно много успели рассказать, стоило приехать на место.
На место катастрофы.
Дышу глубоко, всматриваюсь в останки клуба, а рядом суетятся люди.
— Ничего, отремонтируем, — пытается поддержать меня Саша, добавляя в голос раздражающей бодрости.
— Отъебись, — прошу, и его отбрасывает от меня будто бы ударной волной. — Лучше делом каким-нибудь займись, чем оптимизмом меня добивать.
Саша молча уходит, а я крепко жмурюсь, но это не помогает избавиться от красных вспышек, мелькающих перед глазами. Словно я долго-долго смотрел на солнце, а после меня кинули в глубокую чёрную яму.
Пожар почти потушили, но он то тут, то там собирается в алые островки, борется за каждую доску, любой клочок пространства. Ползёт по земле, лижет растрескавшийся асфальт сотнями крошечных язычков, поджигает траву на клумбе, мучает жаром газон.
Мой клуб, искорёженный, залитый пеной, не похож на себя. Просто кто-то щёлкнул пальцами и разрушил то, что было мне дорого.
Ненавижу.
Я знаю, кто это делал. Знаю, зачем и почему. Наша вражда такая давняя, настолько уже въелась под нашу кожу, мутировала в нечто уродливое, душное. Древний танец ненависти перерос в настоящую войну, и исход её предначертан. Всё, что было до — глупые шутки и детский лепет. Сейчас, кажется, мы наконец-то перешли точку невозврата, зашли за горизонт. Теперь ставки высоки. Слишком.