Враг моего отца
Шрифт:
— А ты злопамятная… — усмехнулся, глядя, как она устраивается в подушках.
— Вовсе нет, — покачала она головой. — Я просто так устала, Слав… Еле дышу.
И я это видел. Просто забыл.
— Ты правда себя нормально чувствуешь? — напрягся, нависая над ней.
— Да, но надо спать… — она обняла меня за шею, притягивая к себе: — Я тоже тебя люблю. Очень-очень. Правда.
Я улыбнулся. Не ждал от нее ответа, да и не нужен он был — ответ давно был в ней самой. В глазах, поведении, доверии и тревоге. Несмотря на то, что испугался за нее сегодня, когда увидел на крыльце
— Спи, — огладил ее щеку.
Пока я допивал кофе на балконе, Кристина уснула. Полюбовавшись немного спящей девушкой, я глянул на двери. Потом подхватил чашку и направился вниз.
Рамиль не спал. Ему постелил в гостиной, а его самого нашел в кресле перед догорающим камином. Увидев меня, он опустил взгляд на мобильный.
— Круто ты с моими ребятами, — покачал головой. — Присядешь?
Я отнес кружку в мойку и вернулся, усаживаясь в кресло напротив.
— Хочу попросить у тебя прощения, — глухо заговорил он. — За сегодня…
— Только за сегодня?
Куваев сузил глаза, хмурясь.
— Да, и за прошлое тоже…
В эту секунду меня вдруг одолело сомнение, что я простил. Теперь, когда Кристины, как антидота, не было поблизости, в душе шевельнулась застарелая темная ненависть.
— Я предал твоего отца, — продолжал Рамиль. — Но… я сделал все что мог, а он не слушал…
— Что значит «все что мог»? — потребовал, не узнавая своего голоса. Стало страшно. Что не выдержу, сорвусь, взорвусь от залежей ненависти, которые никуда не делись.
— Ну ты же знаешь, что мы едва не потеряли бизнес из-за того, что он проигрался?
И так искренне удивленно на меня посмотрел, что я не мог найти, к чему прикопаться.
— Продолжай, — приказал холодно, стараясь не выдать эмоций.
— Я тогда откупился от Верхова, владельца сети игровых притонов, — ровно продолжал Рамиль, будто это… было правдой. А меня всего затрясло. Внутри. — Ну а дальше ты наверняка знаешь — я вычел потери из его доли и прекратил с ним работу… —Он помолчал — говорить ему было сложно. — Дал слабину, и этому нет оправдания. Но я тогда очень испугался, Слава. Эти люди не шутят. Я был чертовски рад, что на моих глазах некого изнасиловать и зверски убить, но у твоего отца были вы…
Я уже не дышал.
— Дальше, — глухо просипел.
— Ну ты же зна…
— Дальше, — перебил, вцепляясь в него взглядом.
Он помолчал, сглатывая:
— Я не хочу это вспоминать.
— Я хочу знать. Правду, — процедил, и тут до Куваева дошло.
— Ты что? — слишком правдиво удивился. Настоящий ужас пронзил его пониманием. Я знал, чем он отличается — я видел его нечасто, но всегда узнавал в глаза тех, кого приходилось «колоть». — Что он тебе сказал?
— Скажи ты, — попросил почти спокойно.
Он мучительно поморщился, готовясь морально, и я не торопил. Мне тоже надо было подготовиться, прежде чем услышать.
— Они забрали твою мать прямо с работы,
А я помнил. Она лежала несколько дней в комнате, отец не пускал к ней, сказал, что простыла… А потом нашел ее в ванной. Мертвую.
— Верхов потом мне сказал, что я выкупил жизни, но он не обещал ничего больше, — кривился Куваев. — Не знаю, простишь ли ты меня…
— Мне не за что тебя прощать. — Казалось, я не дышал уже несколько минут. Перед глазами темнело.
— Я был другом твоего отца. Мог бы попробовать что-то сделать. Был должен отговорить…
— Никто никому ничего не должен, Рамиль. — В легкие, наконец, с шумом втянулся кислород, но по ощущениям — наполнил их стеклом. — Кто такой Верхов?
Он помолчал какое-то время:
— Нет его уже, Слава. Бригада его развалилась в конце девяностых. И самого прибили… Туда ему и дорога.
А меня вдруг осенило:
— Это ты меня из тюрьмы вытащил, — сузил я глаза.
Я тогда нашел несостыковки в официальной версии — меня как-то очень быстро «выписали»… поспешно, я бы сказал. Забрали на дорогой тачке, сунули в руки пакет с деньгами... Я думал, выслужился. А оно — вон как. Не были мои испытатели столь заботливы и сентиментальны, как Рамиль Куваев.
— Спасибо, Рамиль.
— Не за что, Слава. Вообще не за что.
Я поднялся и, не помня себя, побрел на улицу. Казался себе стеклянным: тронь — рассыплюсь. Я верил Куваеву, каждому слову. Не только потому что видел в его глазах. Многое вставало на свои места из воспоминаний. Бегающие глаза отца, когда спрашивал о матери, бесхребетный голос…
«Как ты мог?» — билось в голове.
Я несся к берегу со всех ног, мечтая загнать сердце, но оно слишком привыкло жить в таком темпе. Перепрыгивал заборы, проносился узкими улицами, вылетел на трассу — хорошо, она была почти мертвой, потому что мне было плевать.
Я выскочил на набережную и бросился к краю.
— Как ты мог?! — заорал в небо, но ответом мне стал лишь гул очередного самолета, снижавшегося над Лиссабоном.
Смириться с тем, что я — сын редкой твари, было запредельно трудно. А вдруг я — такая же тварь, и Сашка прав — обманываю себя? Я прокладывал себе путь в этой жизни зубами и кулаками, но разве меня кто-то заставлял? Что мешало быть честным, выучиться, найти работу? Наверное, я бы смог. Если бы не эта ненависть, которую заложил в меня отец. Я считал, что мне все должны, и брал это без оглядки. Вся жизнь моя вертелась вокруг этой лжи, я мечтал, когда смогу отомстить…
А теперь все облетело, обнаруживая лишь уродливый остов вместо того, что я считал своими принципами и основанием для всего, что у меня было…
Я не знал, как вернуться сейчас к Кристине. Было настолько паршиво, что хотелось бежать сломя голову, забиться в темный угол и не шевелиться. Чувство вины сжирало — я ведь чуть не сломал их с Куваевым жизнь.
Не помня себя, я выпрямился и зашагал вдоль берега по ночным улицам.
=55