Враг моего сердца
Шрифт:
— Здрава будь, княжна. Верхом ездить горазда? — крикнул ещё издалека, глядя сверху вниз. — Или на телеге поедешь вместе с зерном?
Елица фыркнула только. Уколоть её решил — зубоскалит. Вон, лошадь-то для неё уж подготовлена. Да и воевода Осмыль наверняка рассказал, что верхом княженка держится получше многих мужчин, хоть не слишком ей это и подобает. Вот и сам воевода кобылку её под узду держал, поглядывая беспокойно и виновато. Она сама закрепила к седле свою ношу. Сундук её поставили в повозку с припасами. Чуть приподняв подол, она легко запрыгнула на лошадь и увидеть успела ещё, как взгляд Ледена скользнул по её на миг открывшейся, обрисованной мягким сапожком лодыжке.
— Ты не бойся, княжна, — тихо буркнул воевода, на миг придержав повод, прежде чем отдать его Елице. — С тобой кмети Доброги. Вступятся, коли чего.
— Знаю, — только и ответила она.
И почувствовала будто бы чей-то взгляд из толпы. Обернулась даже, но никого не увидела из тех, кого можно было ожидать. Мелькнуло только бледное лицо Веселины. Да большуха Мстислава, сложив руки на груди, следила за отъездом нежданных гостей, внезапно отнявших у неё девицу, которую она уже считала своей невесткой.
После краткого приказа выдвигаться, Леден поехал насквозь через весь на запад — к Велеборску. Минули скоро околицу. Остался позади шум Лосича, которому даже летом и осенью, в разгар торга, было далеко до столичного. Осталась за спиной в своей избе Сновида. А впереди — только неизвестность глубокого колодца, над которым Макошь занесла руку, чтобы вынуть оттуда очередную нить судьбы. И покуда не столкнёшься с ней — не узнаешь, что сулит теперь встреча с княжичем остёрским, куда он заведет её, и что таит за своими стенами тот город, что Елица всегда считала домом.
глава 4
Первый день пути до Велеборска прошёл точно в тумане. Елица будто бы ещё осталась мыслями в Звянице, зацепилась, страшась обратиться к будущему. До другой веси, а уж тем более погоста, добраться так и не удалось. Всё ж Лосич стоял чуть в стороне от других селений, на краю земель, что ещё только обживались. Да и не слишком рвались сюда люди, зная, что совсем близко начинаются владения косляцких родов. Те не строили городов и много кочевали. Перенимали жизненный уклад соседей не слишком охотно и преграждали, как сетовали порой купцы, удобные торговые пути.
И раз крыши, чтобы под ней заночевать, не случилось, кмети споро развернули небольшое становище. Для себя — тесноватые, но хотя бы прикрывающие от студёного и коварного ещё ветра. Для княжича поставили небольшой шатёр. Елица, признаться, думала, что и для неё развернут отдельное укрытие, но оказалось, что Леден не собирается больше оставлять её без присмотра. А потому вторую лежанку, слегка приподнятую над землёй, установили для неё под тем же навесом. Она и глазам своим не поверила поначалу: повернулась к княжичу, который спокойно сам расседлывал своего буланого коня, что-то тихо ему говоря.
Отрок принял у него седло и оттащил в сторону.
— Что же ты, княжич, считаешь, что с тобой в одной палатке спать стану? — Елица едва не задохнулась от негодования.
Да как бы ей не поплохело совсем от того, насколько близко с неприятелем придётся целую ночь провести.
Леден сдвинул брови и оглянулся на скромный шатёр, которого, впрочем, вполне на двоих хватало. Пожал плечами, словно не понял, что так её возмутило. Кмети, которые хлопотали поблизости, устраивая костёр и место вокруг него, чтобы согреться, так и уши навострили, ожидая, что княжич ей ответит.
— Если ты, княжна, за честь свою переживаешь, то пообещать могу, что не трону, — совершенно невозмутимо разъяснил тот. — А коли сплетен боишься. То они вон неболтливые.
Княжич качнул головой в сторону своих воинов и подмигнул кому-то из них. Парни тихо хохотнули. Дело-то понятное: не такая уж дальняя дорога перед ними лежит. Да к тому ж, чем ближе к Велеборску, тем чаще на пути будут попадаться веси, погосты, а то и настоящие гостевые дома в городках покрупнее. А потому тащить лишний груз для всего-то одной ночёвки в лесу, совсем не разумно. Вон, кметям едва не вповалку моститься придётся, да никто из них не жалуется. Они люди привычные. Но для Елицы всё это было так странно, что аж волоски на шее поднимались. И так стыд на себя взяла — одна, без подруги, с гурьбой мужчин в дорогу отправилась. А тут ещё и это...
— Если с княжичем спать не хочешь, то к нам можешь забраться, — решил пошутить кто-то из воинов.
— Или снаружи постелить можно, — добавил Леден. — Но с кметями теплее. Только за сохранность твою я тогда не ручаюсь.
И видно стало по лицу его, что неосторожных слов дружинника он не одобрил, но в открытую не стал его отчитывать. Да только тот болтун и так услышал прекрасно угрозу, что прозвучала в тоне княжича — голову понурил и притих. Елица не стала больше ничего о том говорить: выбирать не приходится. Она просто помогла отроку, которого звали Брашко, приготовить похлёбку — повечерять, а после осталась ненадолго у костра, слушая тихий разговор воинов. Как ни трудно им жилось в Остёрском княжестве с их вечными неурожаями и часто скверной погодой, а вспоминали они дом. И тех, кого там оставили, радуясь, что выжить удалось и доведётся ещё вернуться в свои избы.
Скрывшись было в шатре, Леден вернулся скоро и тоже сел у огня, пока отрок хлопотал у очага внутри, протапливая укрытие. Елица повозила ложкой по дну пустой деревянной миски и покосилась на него, задумчивого и всё такого же отстранённого, как и всегда. Словно не было в княжиче той искры жизни и любопытства к ней, что заставляла кметей говорить друг с другом, вспоминая былое и заглядывая в грядущее.
И от этой неподвижности и безразличия он становился похож на холодный месяц, что висел, сияя сквозь голые ветви, на тёмном небе над его головой.
— Может, расскажешь, зачем меня из Звяницы забрали? — решилась она спросить. — Или просто род княжеский решили под корень извести?
Леден повернулся к ней, снова окинул тягучим взглядом — и захотелось поёжиться.
— Если бы я убить тебя хотел, княжна, то не стал бы тащить до Велеборска.
— А может прилюдно казнить хотите, — она дёрнула плечом.
Княжич вдруг хмыкнул громко. Кмети притихли, посматривая в их сторону. Вспорхнула где-то в чаще ночная птица — глухое хлопанье её крыльев разнеслось вокруг и смолкло.