Враг моего сердца
Шрифт:
— Елица приехала. Брат твой, Чаян, её привёз! — так ясно вдруг прорвался голос отрока сквозь навязчивое журчание речной воды и треск льда. — Просыпайся, ну же!
И отрок его ударил. Первый раз — со злости и отчаяния. А может, от страха, что всё ж не проснётся больше. Хлестнула его увесистая, как у взрослого уже мужа, ладонь по скуле — и Леден открыл глаза, слушая, как бьются острыми осколками в мыслях последние слова его. Елица… Елица снова в Велеборске.
Брашко загородился рукой, ожидая ответной оплеухи, но опустил её, внимательно глядя на неподвижного пока княжича. Оказалось,
— Умыться мне принеси, — совладав с собственным голосом, просипел Леден.
Брашко подскочил тут же и умчался прочь, обрадовавшись, верно, что сегодня ему не прилетело. Леден медленно встал, морщась от привычной уже рези, согнул раненую руку в локте, прижимая ладонь к животу, и посидел так, оперевшись другой о колено. Как паршиво-то…
Скоро вернулся отрок с двумя вёдрами чуть подогретой воды. Поставил их на пол и загремел ушатами, что под лавкой у окна стояли.
— Я ж умыться попросил принесть, а не лошадей поить, — покачал головой Леден, наблюдая за его судорожной вознёй.
— Что, с княженкой видеться так пойдёшь? Когда несёт от тебя, как в дружинной избе да после сечи, — отрок покосился на него через плечо, опасаясь всё ж гнева.
Но Леден только хмыкнул устало.
— Дать бы тебе по шее…
Едва шевеля словно бы охваченной огнём рукой, он всё же собрался и первым делом пошёл к брату в горницу, что была почти по соседству с его, да на другой стороне терема.
Оказалось, Чаян уж и уходить куда-то собрался. Может, и к нему как раз.
Он вскинул голову от пояса с бляшками серебряными, который застёгивал поверх свежей рубахи, откинул от лица встрёпанные слегка волосы.
— Здрав будь, братец! — разулыбался.
Подошёл в два широких шага и в объятия его сгрёб. Аж в глазах потемнело от того, как вспыхнули раны, словно пасти собачьи в них вцепились. Леден охнул тихо — не удержался, и похлопал его по спине ладонью здоровой руки.
— Что это с тобой? — сразу разгадал всё Чаян.
Окинул его пытливым взглядом, но как будто ничего не увидел необычного.
— Потом всё расскажу, — отмахнулся Леден. — Ты скажи лучше, что всё ж случилось? Как так Елица оказалась в Зуличе? И как ты её забрал?
Чаян покривил губами, словно не ожидал, что Леден про княженку спросит первым делом. Но молчать не стал: всё рассказал, как было. И о том, что Елицу похитили, против её воли удерживали в Зуличе. Как Мстивой и сын его даже свидеться с ней не позволили, когда он в детинце появился. Потому и пришлось угрожать, а после — и вовсе Гроздана на поединок вызвать.
— Жаль только, не убил его, — поиграв желваками, бросил напоследок братец.
Залегло в его взоре тяжкое сожаление. И вина даже как будто, а вот за что — Леден допытываться не стал. Главное, с княжной теперь стало всё в порядке. И до того сильно захотелось её увидеть, что готов был Леден уже идти прочь из горницы брата и разыскивать её. Остановила только мысль, что ей, верно, с дороги отдых нужен.
После собрались все в трапезной: пришла даже Зимава с Эрваром своим, который так и не переставал на Ледена зыркать с угрозой. Только Вышемиле, которая прибежала сразу вслед за сестрой, взгляды его колючие вовсе неинтересны были: она так сесть попыталась, чтобы к Ледену поближе. Рты ведь бабам здешним не заткнёшь, хоть и хочется иногда — а потому трепали они по-тихому, конечно, что сестрицы Чтимировны совсем уж остёрских княжичей окрутили. Теперь дело за малым: дождаться, когда о свадьбах всем скажут.
Вошёл в трапезную Чаян, такой бодрый, будто давно уж с дороги отдохнул. И только когда уж уселись за стол и воеводы, последней пришла Елица. И как ни рад был видеть её Леден, а омрачился тут же, едва посмотрев.
Княжна была всё такой же, кажется, и как будто что-то в ней поменялось. Словно потускнел внутренний её огонь, а она сама вдруг стала себе не мила: взор прятала, сжимала губы плотно, неохотно отвечая даже на приветствия других. Леден перевёл взгляд на Чаяна: уж не он ли в дороге начудил, обидел чем-то? Но брат на его пытливый взгляд не ответил.
Зато во время всей обедни Леден чувствовал, как Елица то и дело смотрит на него. Будто она как-то признала о его недуге, хоть он старался ничем его не выдать. Может, только чуть неловко держал ложку да сильнее прижимал локоть к боку, когда там особенно сильно стреляло. Он перехватить пытался хоть один раз взгляд княжны, но не удавалось. Но её внимание невольно грело.
Никто не пытался даже спрашивать Елицу о том, что случилось, словно договорились заранее: да и так всё было понятно. Хотел Зуличский княжич к рукам прибрать не только Елицу, а княжество, которое ей в наследство осталось. Раньше-то, небось, о таком и не помышлял, потому как наследник был у Борилы. А после осмелел.
Обедня прошла напряжённо и нерадостно. Зыркала недобро Зимава на возвратившуюся княжну, да тут и скрывать уже нечего: радовалась, верно, как ту зуличане умыкнули. А Елица словно и не замечала её внимания. Начали расходиться все по своим хороминам; попыталась было Вышемила Ледена с собой увесть, но Чаян быстро то заметил и остановил порыв боярышни:
— Ты, братец, задержись, — бросил как бы невзначай, отпивая взвар из кружки. — И ты, Елица, тоже, — добавил, хоть княжна уходить и не торопилась.
Вышемила нахмурилась заметно, отчего на сестрицу свою стала гораздо больше похожа, склонилась к уху Ледена, мягко поглаживая его лежащую на колене ладонь:
— Приходи сегодня ко мне в горницу. Вечером, — шепнула. — О важном тоже поговорить хочу.
И голос её так проникновенно прозвучал и взволнованно тоже. Девушка сжала его руку пальцами и встала, оправляя понёву. Леден, размышляя над её словами, проводил боярышню взглядом. Подождал, как закроется за ней дверь — и лишь тогда словно очнулся, пытаясь как можно дальше отодвинуть понимание того, что она ему предложила. Он мог бы поклясться, что на лице его не отразилось сейчас ничего — но именно в этот миг Елица посмотрела на него так, что в очередной раз можно было удивиться тому, как остро она чувствует его настроение. Наконец они встретились взглядами — но лишь на мгновение Леден окунулся в ореховую топь её глаз — и княженка потупилась.