Враг моего врага. Том 2
Шрифт:
Это что за новости? Сообщения о проколе не было.
– Корабль идет со стороны планеты. Тип опознан, райский ГС-линкор.
– «Молния»! – воскликнул Гржельчик, немного подавшись вперед.
Да, это была она. Линкор стремительно надвигался, тормозя форсажем носовых ускорителей и стреляя по драккарам, которых удерживал «Ийон». Бабах! – разлетелся на куски один из них, попав меж двух огней. Не загорелся, даже часть орудий уцелела, но никто уже из них не стрелял. То ли стрелков контузило, то ли разгерметизация. Второй драккар дернулся влево, вправо – не выйдет, «Молния» резко сманеврировала, челюсти захлопнулись, и началось переваривание. Серией залпов «Молния» снесла щиты, а «Ийон» вскрыл обшивку чфеварца, из вспоротого брюха забурлил
Эсминцы били по неуклюжему крейсеру, а он все не подыхал. Огрызался в ответ, нанося одно повреждение за другим. Силы казались равными, но тут Кор Левен уронил фразу, прозвучавшую не то буднично, не то обреченно:
– Драккары кончились.
Санин Бол кинул взгляд в ту сторону и обмер. «Ийон Тихий» разворачивался к эсминцам, а чуть правее заходил в атаку райский линкор.
– Это «Райская молния», – внезапно севшим голосом проговорил Санин Бол. – Дерьмо, это же проклятая «Молния».
«Молния» пугала гъдеанина даже больше «Ийона». С «Ийоном Тихим» все ясно: крейсер есть крейсер, против лома нет приема. Но «Райская молния» – корабль такого же класса, как эсминец. В ее живучести, удачливости, в ее боевых успехах чудилось нечто мистическое, необъяснимое рационально. Почему-то, увидев «Молнию», Санин Бол почувствовал, что глядит в глаза смерти.
– Уходим! – крикнул он.
Других капитанов не надо было уговаривать. Три эсминца, бросив кружить над потрепанным крейсером, рванули вдаль, сияя ускорителями. Из пущенных следом залпов цель нашел один. Работающие ускорители «Оранжевого» взорвались, затем сдетонировали хранилища топлива, и объятия смерти настигли Санина Бола и весь его экипаж.
«Синий» и «Черный» ушли в ГС-переход. Двум кораблям из восьми все же удалось спастись в этой операции, где ничто не предвещало поражения.
Да, Хайнрих Шварц был не самым приятным в общении человеком. Но за это его командование и ценило. С кем ему общаться у периметра? Не с великосветскими дамами, а с чужаками и с врагами. А для врагов стиль общения капитана Шварца – самое то, что доктор прописал. И Ларс Максимилиансен смотрел сквозь пальцы на выходки командира «Песца», по совместительству коменданта орбитальной станции периметра. Нахамил дипломатам – ничего. Изрисовал свой корабль мерзкой порнографией – ладно. Задолбал собственных солдат бесконечными учебными тревогами – ну, на то и служба. Напугал залетного купца до икоты – так для того он там и поставлен, чтоб чужие боялись.
С появлением четырех неисправных крейсеров на станции стало людно. Скучающий персонал бодро взялся за ремонт – попробовали бы они у герра Шварца проявить недостаточный энтузиазм! А сам Шварц принялся изводить несчастных капитанов. К рядовым членам экипажей он не цеплялся – мелковато и неинтересно, простой рабочий или там связист начальника всяко не пошлет, поскромничает. А вот капитаны – вроде бы ему ровня, даже круче, ГС-летчики, – скрипящие зубами оттого, что послать и хочется, и колется… Это да, это тешит самолюбие. Слегка огорчало Шварца лишь одно. Эти несчастные – свои, и надо знать меру, иначе главнокомандующий может перестать мириться с некоторыми чертами его характера. Хайнрих мечтал о враге. Пару месяцев назад ему показалось, что небо вняло его мольбам и послало ему Мрланка Селдхреди. Черта с два: на обратном пути проклятый Мрланк обернулся другом. Причем – совершенно неожиданно – раскусил Хайнриха, добрался до его мягкого сердца, прикрытого шипами, зацепился там. Может, вампир потому его понял, что он и сам такой? Циничный ублюдок, готовый отдать все ради своей родины.
Мечты сбываются. Всегда не так, не в то время и не таким образом, но сбываются – таково свойство реальности. Шварц получил своего врага. Девять линкоров Мересань вывалилось из вакуума в окрестностях станции.
Домечтался, ёшкин бультерьер.
– Сообщить на Землю, – отрывисто кинул он, усаживаясь в пилотское кресло.
Самый малый – сторожевики «Песец» и «Михалыч» медленно отделяются от стыковочных узлов станции. А затем форсаж, и громадные корабли превращаются в точки, движущиеся навстречу атакующим.
Захватить орбитальную станцию для девяти ГС-кораблей – не столь уж сложная задача. Так полагал адмирал т’Лехин, вызвавшись командовать на главном направлении удара союзной группировки. Уверенность изменила ему лишь тогда, когда между ним и станцией нарисовались два натуральных монстра. Если ГС-крейсеры были злом, хорошо известным Галактике, то сторожевые катера Земли т’Лехин до сих пор видел только на картинках и схемах. И эти схемы не передавали и двенадцатой доли того, что предстало его взору.
Монстры, словно в издевку называемые несолидным словом «катера», ощетинились батареями, ракетными направляющими, жерлами ионных пушек и уж вовсе экзотическими конструкциями, в которых т’Лехин по описанию признал антивещественные дезинтеграторы – тяжелое, громоздкое и дорогое оружие. Нормальные миры, если и имеют таковое, не ставят его на корабли, а монтируют стационарно на каком-нибудь естественном спутнике. Но это же Земля!
Само по себе лицезрение этого арсенала могло вышибить из седла психологически неподготовленного человека. Мересанский адмирал, впрочем, был не из таких. Он не привык тушеваться при виде противника, даже хорошо вооруженного. Но корабли землян приближались, и на первом из них адмирал разглядел надписи и рисунки, поколебавшие его душевное равновесие. Надписи были выполнены по-хантски – видимо, чтобы противник с гарантией прочел – и не то чтобы имели угрожающее содержание… Просто голова начинала кипеть и лопаться в тщетном стремлении постичь их изощренный смысл, и явно сдвинутые пути мышления их автора влекли за собой в пучину безумия.
Любовь к ярким надписям Хайнрих Шварц пронес через всю жизнь, с самого детства. Когда-то он обклеивал свой велик, потом – автомобиль. Ныне он имел в подчинении не один десяток людей, которые по его приказу ползали в скафандрах по поверхности корабля, тщательно вырисовывая многометровые буквы и картины. При всей своей тяге к оригинальности Шварц оставался верен классике: борта и корму сторожевика украшали вечно актуальные «Не уверен – не обгоняй», «Тормоза придумал трус», «Вырасту – стану ГС-крейсером». Площадь поверхности сторожевика была немалой, поэтому там уместились и сакраментальные заборные копирайты: «Осторожно, окрашено», «Терминатор жив» и, конечно же, «Пенис». Чтобы усилить эффект, теряющийся при переводе на хантский, Шварц распорядился написать «Большой пенис», и надпись слегка напоминала рекламу пластической хирургии. Все эти изречения, милые сердцу Шварца и тешащие его ностальгию, приводили нормального инопланетянина, привыкшего к тому, что всякая надпись на борту несет важную информацию, в ступор, если тот делал хоть малейшую попытку понять, что сие значит и какое отношение имеет собственно к предмету, на коем начертано. Кстати, немалую роль в становлении уважения Шварца к Мрланку сыграло в свое время то, что шитанн на эти надписи откровенно наплевал, вникнуть не пытался и принял как данность: вот Шварц, вот его пепелац, а вот некие ритуальные письмена, ему присущие, и черви с ними.
Недавно Шварц, специально для тех, кто пройдет первый контур этой ментальной ловушки (например, не умея читать), организовал второй, подойдя к делу вдумчиво и с фантазией. Теперь с определенного ракурса безобидные, на первый взгляд, изображения на надстройках, налагаясь друг на друга, создавали картину противоестественного полового акта, учиняемого землянином во флотской форме, очень похожим на Шварца, над инопланетянином. В качестве инопланетянина сгоряча и по многолетней привычке был выбран шитанн. Тут Шварц признавал, что промахнулся, но исправлять рисунок было поздно: работа непростая и долгая. Уж что предстало взору мересанцев, то предстало.