Враг моего врага
Шрифт:
— Грач?! — я неожиданно расстроился. — Ну как же ты так.
Он рассеянно отмахнулся.
— Да тяжко, мне, мойсень, в длинной кольчуге-то с непривычке ходить было. Ну, так я её на тачку и погрузил… Кто ж знал… Да ладно, чего уж там. Я хорошо с вами походил.
Рядом присела Гвена.
— У подземников тут поселение недалеко, но внизу…
— Подожди, — велел я. — Грач, ты говори.
— Хорошо, грю, все. Видит Император, последние дни, прямо как человек пожил. И ел досыта, и спал на мягком. Об одном жалею… Очень уж хочется Караэн
Он замолчал, а потом застонал, скрывая неловкую паузу. А потом, немного испуганно, добавил.
— И земли бы, конечно. Хотя в это я, уж простите великодушно, тоже так и не верю…
— Эх Грач… Честное слово, дал бы тебе югеров пять. А то и десять. У меня бы не убыло. Я бы тебе поклялся, что правду говорю но… Люблю делом доказывать, — я приподнял умирающего. Дал ему еще вина. — Клянусь улыбкой Великой… Императором, точнее. Если бы я или кто из моих людей мог тебя излечить, то я бы…
Я убрал кувшин от его рта и, продолжая придерживать его за плечи, отдал кувшин Сперату обратно. И потянул освободившейся рукой кинжал. Такие вещи следовало решать сразу. Тащить Грача с собой трудно, спасти нельзя, остается только… Надо мной гулко прокашлялся Сперат. Я посмотрел на него. Он сказал.
— Мой сеньор, кажется у меня есть способ…
Под моим удивленным взглядом, он сгорбил могучую спину, стараясь прикрыть свои действия от людей вокруг. Впрочем, пехотинцы лишь бросали на меня осторожные взгляды. Моя речь их явно удивила, и они рассосались по углам, подсвеченные только крохотными огоньками ламп-непроливаек, и оживленно её обсуждали. Сперат достал жадносумку, теперь больше похожую на занимательное украшение на поясе из-за множества разноцветных шнуров уходящих в горловину. Долго их перебирал, пока не нашел нужный. Ему было неудобно делать все одной рукой, ведь на второй по прежнему дремала фея. Но он справился. Потянул за шнурок и вытащил на свет здоровенную куриную лапу.
Артефакт, которым лечился Ректор Фро в ту ночь, когда он чуть не убил Эглантайн. Как давно это было. Я совсем о нем забыл.
— Вот, — сказал Сперат.
— Это же лапа Кокатриза! — ахнула рядом Адель. Оказывается, она тоже была рядом.
— Кокатриз Гриммонтов, — веско сказала Гвена. — Я прочитала о нем все, что только можно!
Зачем Гвена об этом говорит? А! Женская конкуренция намечается.
— Может, Кокатриз Гриммонта? — уточнил я. — Его же некий Гриммонт нашел, полагаю?
Сперат опустился на колено, перехватил лапу и занес её над Грачом, как для удара.
— Да, Гриммонт… — согласилась Гвена. — Но везде пишут Гриммонтов…
Кокатриз Гриммонта правильнее. Но вступать в лингвистические споры я не стал.
— Кокатризы жили в Темнолесье и до и после Гриммонта. Этот ваш университетский мужик просто пытается себе присвоить то, что не его! — завелась Адель. Может, просто пыталась оставить за собой последнее слово.
— Тихо, — погасил я женский спор, так часто разгорающийся вовсе не из-за того, о чем он, зато имеющий куда более серьезные основания, чем мужские. — Сперат, ты умеешь этим пользоваться?
— Меня три дня Эля с этим сумасшедшим алимиком травами поили, чем-то обмазывали, колдовали вокруг и кровью на эту штуку заставляли капать! — обиженным голосом зашептал Сперат. Прорвалось. — Уж надеюсь, не зазря.
— Элька велела тебе не говорить. Сказала, рано или поздно ты допрыгаешься, вот тогда и пригодиться, — ехидно вставила Гвена. И тут же наябедничала. — А Фарид эту лапу вообще отнять хотел!
— А я о ней совсем забыл, — удивился я своей дырявой памяти. — Сперат, что ж ты меня тогда, перед ночной битвой не подлечил?
Я передернул плечами, вспомнив острую боль от арбалетного болта в спине.
— Так тогда я о ней забыл, — бесхитростно ответил Сперат. Лицо у него было сосредоточенное, брови сдвинуты, как будто он тугой тюбик выдаивает. Я присмотрелся к лапе и увидел что и сама штуковина, особенно когти, светится магией, и от неё словно распространяется облако золотистого цвета прямо на Грача. Тот дернулся, а потом удивленно застыл. — Я бы и сейчас не вспомнил, только вы поклялись, про своих людей упомянув. Тут и вспомнил.
А эти вбитые на меня формулы клятв куда больше, чем просто традиции. Продуманные. Надо будет впредь говорить их осторожнее.
— Легшает! — поделился пациент.
— Да и попробовать надо, — тихо шепнула мне в ухо Гвена. — Старонот говорит, там эти, вбоковые… как же там он сказал…
— Побочные эффекты? — предположил я.
Демоница кивнула. Я присмотрелся к действию артефакта. Он работал не так, как моё лечение. Золотистое сияние распалось на лучи-нити, пронзив всего Грача. И действовало не столько и не только на поврежденные участки, сколько на все тело подопытного целиком. Я осторожно опустил его на землю и убрал руки.
— Легшает! Легшает! Полегшало! — запричитал Грач. И рывком сел. А потом настороженно потрогал себя за рану. Потом ткнул сильнее. Помял живот. — Нету боли! И даже нога не болит! И бородавки в промежности отошли, чую как в штаны высыпались! Спасибо, спасибо! Век тебя помнить буду, сеньор Сперат!
Грач потянулся к моему оруженосцу, но тот резво отскочил, разбудив фею. Та проснулась, увидела Грача и замерла, удивленно тараща глазки. Как, впрочем, и все мы.
— Передержал, — прокомментировал я.
Грач покрылся перьями. Куцая бороденка и шевелюра с проплешинами теперь обернулись глубоко черными, по крайней мере в этом скудном освещении, и небольшими, мягкими перьями. А ещё у него глаза стали явно больше, и какими-то плоскими. И нос, вроде, стал гораздо длиннее.
— Может, пройдет? — несмело предположил Сперат.
— Нет. У нас на границе с Темнолесьем пара родов таких есть, — сказала Адель. — Теперь понятно, откуда. Ничего, люди благородные, а у внуков останется только пара перьев в волосах, да видеть вдаль будут лучше прочих.