Враг мой (Авторский сборник)
Шрифт:
— Талма! Путь к миру на Амадине. Зачем же еще? — Она задумчиво кивает.
— Разве ты и Уилл познакомились бы, если бы он не мог ничему научиться от тебя, а ты — от него? Все мы — ученики, Язи Ро, и все — учителя. — Она держит паузу, словно взвешивает слова, которые еще собирается произнести.
— Договаривай!
Она размышляет, щурится.
— Учи Талман, Ро. Возможно, на кону стоит не только мир на Амадине. — Она хлопает меня по руке. — Речь идет и о мире в твоей душе.
Мне хочется стряхнуть ее пальцы, но я не делаю этого, потому что боюсь правды ее слов. Такое тягостно выслушивать даже от драка, тем более от человека. Я смотрю на
Кита Ямагата еще раз улыбается мне и тоже надевает пальто.
— Ямагата... — обращаюсь я к ней.
— Кита, — поправляет она. — У людей имя ставится на первое место. — Ее улыбка становится еще шире. — Но не у всех землян это так: например, у моего народа сначала принято называть фамилию. Поэтому на самом деле я Ямагата Кита.
— Пусть будет Кита. Ты что, знаешь Талман?
— Мать с отцом отдали меня на воспитание в земной Талман-ковах. — Она продолжает застегивать пальто.
Древние мифы и уроки загадочного прошлого не производят на Амадине никакого впечатления. Единственный на Амадине, кто заучил Талман, о котором мне известно, — Зенак Аби, а это изменник, беглец, разбойник. И между прочим, единственное встреченное мной на Амадине счастливое существо... Как ни странно, Аби тоже живет — если он все еще жив — в пещере.
— Как ты считаешь, Кита, в чем заключается намек Дэвиджа насчет смысла пещеры?
— Ответ не так важен, как то, что ты познаешь в поисках ответа. — Она обводит рукой пещеру. — Ответы здесь. — Она дотрагивается кончиками пальцев до моей головы. — И здесь.
После ее ухода я вглядываюсь в закопченные стены, остатки сидений, лежанки, дрова, залитые расплавленной взрывчаткой. Вижу грубо сработанную глиняную посуду, обожженную докрасна, вырезанные из древесины столовые приборы и кухонную утварь. Ветки с одеялами, из которых состояла кровать Дэвиджа, превращены в золу, зато спальное место Гаэзни почти не пострадало, только покрывало засыпано пеплом.
Я снимаю пальто, вешаю его на покрытый сажей гвоздь и снова поворачиваюсь к кровати, чтобы откинуть покрывало и взглянуть на неиспорченную изнанку. Покрывало сшито из длинных разноцветных полос мягких змеиных шкур. Внутри оно, как мне удается увидеть в небольшую дырочку, набито семенами, обвитыми мягкими белыми волокнами. Эти семена — наглядное свидетельство, что на Дружбе бывает теплое время года, когда оживает природа. Семена поспешно собирают и сберегают зимой.
Так много холода и льда, злые, пугающие ветры... Как же здесь должно трепетать сердце весной! Тают снега, появляются первые признаки жизни, из темноты выходит первый зверек, прятавшийся от морозов. На сбор семян пришлось, наверное, потратить много часов. А как трудно было ловить змей, снимать с них шкуры, вываривать и размягчать кожу, сшивать...
Я приглядываюсь к покрывалу. Нить тоже самодельная, из неведомого растительного волокна. Не сомневаюсь, что и иглы применялись кустарные.
Каково это — в разгар зимы, когда совсем рядом свирепствует мороз, спать на такой постели, под таким одеялом? Все, что носится, съедается, на чем спят, с помощью чего охотятся, — все здесь сделано собственноручно, с помощью смекалки. Ребенок не способен на это, если не
Дэвидж воспитал в пещерах сорок одного дракского ребенка. В первобытной пещерной обстановке эти дети постигали премудрость опоры на свои силы, важность коллективного труда, доверия, учились разбираться в характере ближнего, отвлекаясь от его облика, учились работать, приспосабливаться, импровизировать, переносить трудности. Сживаясь с ледяным ужасом планеты, они превращали ее в обитаемое жилище. Для воспитанников Дэвиджа имение Джерриба со всей его роскошью и излишествами — всего лишь промежуточный пункт; им одинаково комфортно и в замке, и в пещере. Им не зазорно браться за любую работу, они бесстрашно принимают любой вызов судьбы.
А главное, эти дети благодарны жизни за все ее дары, почитаемые другими за должное. Теперь я начинаю понимать, почему все ученики Дэвиджа становятся полноценными личностями, способными преуспеть на любом поприще, пусть даже в роли монахов-созерцателей, живущих на Земле в уединении и в лишениях...
А что же Язи Ро, умудряющийся найти темные пятна даже на пылающей звезде? Если я чего-то лишен, значит, приходится без этого обходиться, усугубляя окружающую меня мглу. Борясь за выживание на Амадине, я не испытывал ни благодарности, ни энтузиазма по поводу способов, применявшихся в этих целях. Я просто проклинал обстоятельства, из-за которых приходилось выживать, а не жить.
Я приглядываюсь к башмакам — изделию Гаэзни. Верх у них из все той же змеиной кожи, двухслойный, с утеплением из уже знакомых мне семян. Подошвы тоже сделаны из склеенных кусочков змеиных шкур; в качестве клея использовано вещество, добытое то ли на суше, то ли в море. От сажи у меня начинает щипать пальцы, в горле першит.
Оставив башмаки на лежанке Гаэзни, я бреду к выходу из пещеры, чтобы вслушаться в шум моря. Ночь более или менее спокойная, если не обращать внимания на вечно завывающий здесь ветер. В дверях я останавливаюсь, обхватив себя руками для тепла, и с улыбкой вспоминаю первые слова, с которыми ко мне обратился Дэвидж.
Дверь в пещеру закрыта, взгляд мой обращен в сторону моря, лицо обвевается ветром. Мысли уносят меня вдаль: я воображаю себя неотъемлемой частицей всеобщей гармонии, поколебленной досадной случайностью — войной. Я уже готов вернуться в пещеру за своим пальто, как вдруг замечаю над морем пятнышко света. Сначала я принимаю его за звезду, но пятно увеличивается на глазах. Придя в себя, я спасаюсь бегством. Что-то неведомое и грозное проносится у меня за спиной, после чего раздается оглушительный взрыв. Взрывная волна швыряет меня на камни.
Ничего не соображая, загораживая руками лицо, я вижу, как из пещеры вырывается огненный вихрь. Сначала он красно-оранжевый, потом становится сине-белым. Меня оглушает чудовищный грохот. Вокруг падают куски льда, обломки камней, комья мерзлой грязи. На скале происходит новый взрыв. Пламя, бьющее из пещеры, ослабевает, но раскаленная порода продолжает светиться...
Услышав позади новый непонятный звук, я в страхе оглядываюсь и вижу Дэвиджа и Киту: они спускаются ко мне по тропе. Дэвидж встает рядом со мной на одно колено и заглядывает мне в лицо. Разглядеть меня ему помогает зарево. У него самого исцарапана в кровь левая щека. Кита тоже замирает. Она, судя по всему, не пострадала, просто напугана. Поняв, что за мое состояние не стоит опасаться, Дэвидж тяжело опускается на камень.