Враг мой (Авторский сборник)
Шрифт:
— Кажется, кто-то додумался наконец, как использовать попавший в пещеру термекс.
Я гляжу на море, все еще не веря, что уцелел. Сколько еще времени мне суждено выживать вопреки обстоятельствам?
22
Вместо того чтобы напугать нас и вынудить опустить руки, ракетный залп ускоряет события. Санда поручает заниматься Тиманом Ките, а сам берется за поиск летательного аппарата, выпустившего по нам ракету. Остальные участники экспедиции той же ночью, опережая график, заторопились в космопорт Первой Колонии.
Мы
Выслушав мои сомнения, Дэвидж советует не тревожиться, а проверить, запрограммирована ли моя люлька на трансляцию Талмана. Корабельный стюард по кличке Жнец, вводя программу, отпускает шуточки насчет святош, спасения и иллюзорности всего сущего.
Люльки с пассажирами погружаются в охлаждающие ванны. Мне в ногу впивается игла, через которую в организм поступает жидкость, защищающая от холода, но мне все равно зябко. Бросив прощальный взгляд на Фалну, я закрываю глаза.
Программа уже запущена, но я отвлекаюсь на устройство люльки и охлаждение, поэтому не сразу ухватываю нить повествования. Приходится мысленно приказать программе начать все с начала.
«Мир был Синдие. И мир, как сказано, был создан Ааквой, Богом Дневного Света...»
Расслабленный, сосредоточенный, я жадно внимаю интеллектуальной, философской, политической, духовной саге своей расы.
Рада и Законы Ааквы.
Даулта, преподанный Ааквой урок жизни без законов, раздел Синдие.
Ухе, его новый Закон Войны и объединение народа синдие.
Шизумаат и открытие Вселенной и талмы.
Три книги Мистаана, изобретшего письменность и записывавшего жизнь и речения Шизумаата и Вехьи, а также свои собственные.
Иоа и основание первого Талман-коваха.
Кулубансу, разрушивший Талман-ковах, и Луррванна, прятавший Талман в памяти своих учеников.
Айдан, воин Вековой войны, превративший войну в науку и добившийся мира.
Тохалла и возрождение Талман-коваха.
Кохнерет, сделавший ради любви то же, что сделал для мира Айдан.
Малтак Ди, объединивший науки по разрешению проблем в талму — науку выведения правил, выступающих за пределы правил. Фалдаам, Зинеру и его истины, «Кода Сиавида» и Ро, овьетах, применивший талму к преступности и законности. Теперь я понимаю, что имел в виду Дэвидж, когда дал Заммису камень и спросил, не акула ли это.
«Инструментом действующего становится сам действующий. Убивший не более ответственен за убийство, нежели тот, кто отдал ему приказ, тот, кто снабдил убийцу орудием убийства и оплатил его. Если я брошу камень и он тебя убьет, то
Перед законом камень и я равны. Перед законом равны убийца и его хозяин...»
Авату, покинувший Синдие с Кораблями Поколений, Пома и основание Драко, Эам и заселение новых планет, Намваак и Тысячелетняя война, Дитаар, конец войны и образование Палаты драков... Программа повторяется вновь и вновь, и всякий раз я узнаю больше, чем в предыдущий. Но всякий раз, лишь только дело доходит до предания о Дитааре, я думаю о недостающей книге, «Кода Нусинда» — «Глазами Джоанн Никол».
Лицо горит, все тело окутано теплом; я слышу звуки, различаю слова. В закрытые глаза бьет желтый свет. Я подношу руку к глазам, с трудом шевеля пальцами. Веки склеились и не размыкаются.
— Подожди, Язи Ро, — слышу я голос Жнеца, — дай-ка мне. Мне на веки брызжет теплая влага, по правой щеке стекают капли.
— Теперь можешь открыть глаза, — командует стюард.
Я слышу, как он отходит, и трогаю глаза. Липкого вещества между веками больше нет. Я открываю глаза и вижу какие-то контуры и яркие цвета. Все вместе сливается в физиономию Жнеца.
— Подъем! — командует он. — Время уборки. Вылезай-ка из люльки, чтобы я мог сменить фильтры.
Я кошусь на Эстоне Фалну, неподвижно возлежащего в своей закупоренной капсуле. Я вдоволь нагляделся на смерть, поэтому пугаюсь: Фална выглядит безжизненным. Покашляв, я спрашиваю, почему Фална не шевелится. В следующую секунду выясняется, что открыта единственная капсула — моя. Глядя на человека, названного в честь олицетворения погибели, я шепчу:
— Неужели все?..
— Можешь выбирать, — откликается Жнец с улыбочкой. — Либо это бойня, либо отказ оборудования, либо уборка по очереди. Сейчас твой черед. — Он сжимает кулак и делает жест большим пальцем. — Живо наружу! Помоешься, поешь, разомнешься, примешь пилюли, чтобы слаще было дрыхнуть дальше в этом стручке.
Сесть — и то больно. Жнец проверяет датчики состояния моего организма, потом указывает на душевую кабинку. Я тащусь туда и моюсь теплой водой. Потом Жнец снабжает меня полотенцем, свежим комбинезоном и шлепанцами.
— Прежде чем снова залечь, пару часиков погуляй. Зарядка, еда, безделье — что может быть слаще?
— Можно задать тебе один вопрос, Жнец?
Стюард пожимает богатырскими плечами.
— Валяй.
Надо полагать, он не возражает. В его глазах вместо ожидаемой склонности к насилию я обнаруживаю ум и отвожу взгляд.
— Кем ты служил в тзиен денведах?
Вопрос неожиданный, но он сразу приходит в себя.
— Ильшеве. — Снова улыбочка. — Ну, ты знаешь — вроде как полицейский... — Он корчит гримасу. — Хотя нет, не так. Представь, что теневые джетахи, вращающие беличье колесо, вздумали кого-нибудь укокошить. Какого-нибудь шишку, ворюгу, ильшеве из враждебной шайки. Вот мне и поручали спускать курок, выследив приговоренного в горячей зоне. Иногда теневые хозяева не знали, кто им пакостит, и тогда мне приходилось самому вынюхивать, кто там такой шустрый. Потом джетах принимал решение убрать голубчика, а дальше мое дело маленькое — то есть главное...