Враг общества
Шрифт:
— И все-таки? — спросила она.
— Чтобы привлечь внимание, — пожал я плечами. — Просто привлечь внимание. Никто бы не заметил этих файлов в ином случае. А так… Людям будет интересно посмотреть, из-за чего взорвали башню «Инвест-Теха».
— А ты ведь действительно террорист, — сказала Анастасия. — Правду по новостям сказали. Как так получилось, что из менеджера, который экспедиторами управлял, ты превратился в террориста номер один в России?
— Ты хочешь психоанализом заняться? — прищурился я. — На самом деле это всегда внутри меня сидело. Ты ведь знаешь, кто я. Я уже говорил.
— Да, только мне почему-то кажется, что ты мне затираешь, — ответила девушка. — Клоны, легендарные наемники, корпорации, которые собираются управлять людьми. Чисто какой-то плохой фантастический роман.
— Ага, — кивнул я. — Только вот у нас все это в реальности. Документы в открытом доступе, ознакомься сама, если захочешь. Кстати, там еще кое-что интересное есть. Кибердеки эти разрабатывались по госзаказу, идея исходила вовсе не от «ИнвестТеха», а от нашего любимого правительства. Все данные об этом тоже в сети, цифровые подписи есть, все на свете. Естественно, что все это объявят подделкой. Да только на этот раз людей одурачить не получится. Понимаешь, что будет?
— Будет бунт, — ответила Настя. — Люди выйдут на улицы, их будет винтить ОМОН. Возможно, что даже войска введут в города, чтобы пресечь беспорядки. И зачем ты все это устроил?
— Знаешь, у меня был друг, — ответил я. — Он умер, его убили. А я спросил у него, ради чего он мог бы пожертвовать своей жизнью. И он сказал, что только ради свободы. Не знаю, что он имел в виду, скорее всего, свою личную свободу. Но пиджаки покусились на свободу коллективную, свободу выбора. И мне пришлось вмешаться.
— Ты сумасшедший, — покачала она головой. — И я только что записала твое признание, если хочешь знать.
— Ну и ладно, — пожал я плечами. — В управу я не вернусь, и закрыть меня на пожизненное у вас все равно не получится. Скорее всего, меня убьют. Ты же сама говорила, что за мою голову дают три миллиона рублей. Каковы мои шансы дожить до утра?
— Если сдашься, то проживешь еще сколько-то.
— Ага, пока в СИЗО не удавят, — я поморщился. — Хватит меня агитировать. Есть ещё одна вещь, с которой мне надо разобраться, пока я жив. И для этого мне нужно остаться на свободе. Князь. Он легенда, но он не в себе. Бредит идеей бессмертия. Мне придётся его убить. А для этого мне нужно какое-то время оставаться на свободе. Не уверен, что смогу достать его из тюрьмы.
— И как ты его найдёшь? — спросила она. — Это ещё никому не удавалось. А за ним охотились спецы получше тебя, уж поверь. Причём, все десять лет, с тех пор, как он исчез. По всей России.
— А мне его искать не надо, — ответил я. — Он сам меня найдет. Это ведь я ему нужен. Мне просто нужно быть готовым к этому. Для начала избавиться от этого ебаного блока, который мне поставили у вас в управе. Ты не сможешь его снять?
— Нет, — покачала головой Настя. — Для этого специальное оборудование нужно.
Она замолчала, а я уставился в экран. Новости закончились, разговор пошел о спорте. Ну да, сейчас ведь летние олимпийские игры. Интересно, как оно было раньше? Люди соревновались, кто какой допинг придумает, чтобы не спалиться при этом на тестах?
Сейчас все проще и одновременно веселее, на олимпийских играх соревнуются не спортсмены, а корпорации. Потому что с тех как, как в две тысячи сороковом году в состязаниях разрешили использовать импланты… Причем ведь исключительно чтобы не допустить дискриминации, иначе что ж это получается, обычные люди могут всадить в себя полцентнера железа, а спортсменам приходится обходиться исключительно своим обычным телом?
А ещё олимпийские игры — отличная площадка для рекламы. То, что подходит для спортивных состязаний, может сгодиться и для быта, и для военных целей. После определенных доработок, конечно. Например «руки-базуки», по типу тех, что носил я, в первый раз были продемонстрированы именно на Олимпиаде. Правда это было полтора десятка моделей назад, и с тех пор они изменились до неузнаваемости.
А Россия выступает под нейтральным флагом. В очередной раз. Не любит нас олимпийский комитет, есть тут что-то расистское по отношению к русским. Но ведь если дискриминация касается белых, то обвинить кого-то в ней уже не получится.
Хотя вроде как олимпийские игры придумали для сплочения народов и преодоления конфликтов между странами. «О, спорт, ты — мир», и все такое.
— Я тебе не верю, — сказала Настя, отвлекая меня от очередного негра-легкоатлета, стоявшего на верхней ступени пьедестала.
— Ты могла бы легко вызвать подкрепление, — сказал я. — Доступ к сети у тебя есть, его никак не отключить. Но ты до сих пор этого не сделала. Почему?
— Я, — протянула она. — Я не знаю.
И потупила взгляд. Да уж, как она выбралась в старшие офицеры вообще? Наверное, отличница, закончила университет при МВД. Потом несколько лет педантичной службы, ночевки на работе, а дальше…
Интересно, есть у нее вообще семья? Муж, дети, да хоть бы и собака. Как у нее с сексом, имеется постоянный партнер или было всего несколько случайных связей, да и то в последний раз это было еще в университете.
Да уж, не в ту степь меня занесло.
— Потому что в глубине души ты понимаешь, что я прав, — ответил я. — Ты можешь не одобрять мой образ жизни, но его не одобрит никто, я — один из самых последних маргиналов в этом городе, и последнее, что у меня осталось от цивилов — это новомосковская регистрация. Руки у меня в крови по плечи, причем, знаешь, она уже настолько въелась в кожу, что ее не отмыть. Я и не ищу твоего одобрения.
— А чего ты от меня хочешь?
— Да ничего, — ответил я. — Считай, что просто хотелось выговориться. Я тебя отпущу, прямо сейчас. Да.
Я взял со стола выкидной ножик, который позабыл кто-то из постояльцев, несколькими махами надрезал тряпки, которыми я привязал девушку к стулу, разорвал их.
— Все, — сказал я. — Ты свободна. Пистолет твой на столе лежит, я его не брал. Можешь идти.
Девушка наклонилась, сидя на стуле, и принялась растирать ноги там, где были импровизированные веревки. Ее плотная грудь уперлась в ткань форменной рубашки, и я заметил, что на ней самый обычный белый лифчик, без всякого кружева. Да уж, вот она действительно строгость.