Враг с планеты Земля
Шрифт:
Разбираться с этой строптивицей мне не хотелось. Узнать, куда мы попали и что ей об этом известно, можно и после. Гораздо важнее было сейчас понять, как нам отсюда выбраться.
Проникнуть в дополнительные измерения не получилось. И это меня огорошило. После мира-без-времени такое умение уже казалось мне чем-то неотчуждаемым и неотъемлемым, таким же, как например, способность дышать, говорить, думать… «Внешний» барьер на мои потуги не откликался, хотя энергия у меня внутри точно была. Я её чувствовал, видел и собственный отпечаток, и ауру
В качестве «последнего аргумента» достал телефон. Сеть, ясное дело, отсутствовала.
По всему выходило, что мы здесь застряли, и возвратиться назад привычными способами у нас не получится.
Последнюю мысль я, видимо, высказал вслух, потому что сидящая во мне подселенка сменила, наконец, гнев на милость. А, может быть, она просто закончила размышлять и пришла к какому-то выводу.
«Жизнь здесь есть и, вероятно, недалеко, потому что любые переходы между мирами тяготеют к источникам жизни».
«А попонятней нельзя?»
«Нельзя! — отрезала Мела. — Я и так сказала тебе сейчас больше, чем можно».
«Что значит можно?! — опешил я от этого заявления. — Кто тебе мог запретить? Твоя хозяйка исчезла, ты сейчас сама по себе».
«Да, Мельна исчезла, — не стала спорить соседка. — Но блок она с моей личности так и не сняла. Возможно, просто забыла».
«То есть, выходит… — почесал я в затылке, — та блокировка всё ещё действует?»
Мела вздохнула:
«Да. Это так. Я до сих пор не могу напрямую рассказывать о многих вещах. А если могу, то только когда ты уже и сам почти догадался».
«А если не напрямую? Если какие-нибудь обходные пути поискать?»
«А чем я, по-твоему, сейчас занимаюсь?! — внезапно окрысилась Мела. — Да я, если хочешь знать, только это всё время и делаю, и где благодарность?»
«Ладно, проехали. Извини, — поднял я виртуальные руки. — Буду тогда тоже думать… Так что ты там говорила про источники жизни? Они тяготеют к порталам?»
«Наоборот. Это порталы к ним тяготеют».
«Ага. Понятно. Значит, нам надо найти их. А дальше?»
Женщина промолчала.
«Ладно. Попробуем с другой стороны. Где их искать? Куда мне лучше пойти?»
«Доверься своей интуиции», — нехотя буркнула Мела.
Негусто, но тоже хлеб. Раз дело опять дошло до запретов и блоков, большего от неё сейчас всё равно не добьёшься.
Боль в теле слегка поутихла, я медленно встал и уже в который раз огляделся.
Куда идти, за что хвататься…
В голову почему-то лезло сакраментальное: «Солнце на западе. Значит, Ашхабад там».
В моём случае, если Мел не ошиблась и сейчас действительно утро, а мы в северном полушарии, солнце находилось на востоке. И Ашхабада здесь, ясное дело, не было.
Идти навстречу светилу мне не хотелось. В обратную сторону тоже, потому что, по ощущениям, туда рельеф поднимался, и, значит, вода там вряд ли нашлась бы, а без неё, как известно, никакие «источники жизни» не появляются. Поэтому надо идти на юг… Или на север… Да, на север всё-таки
Приняв решение, куда двигаться, сразу почувствовал облегчение. А спустя полчаса, когда прошёл уже парочку километров, понял, что поступил правильно. К северу местность снижалась, и идти под горку, да ещё по камням, а не по песку, было действительно легче.
Солнце, поднявшись над горизонтом, начало припекать. Ожогов от его лучей я не боялся, а вот голову стоило поберечь. Панамки у меня, ясен пень, не было, в качестве головного убора пришлось использовать куртку. Соорудил из неё что-то вроде чалмы, с рукавами и пуговицами. Выглядело авангардно, но функцию свою выполняло. Чего не хватало, так это воды. И хотя пить пока не хотелось, часа через три это могло стать проблемой.
Желание отыскать воду или хотя бы намёк на неё заставляло меня забирать в ту сторону, где уклон был сильнее. Житейская логика говорила: наткнуться на скопление влаги в низине шансов гораздо больше, чем на возвышенности.
Что-то похожее на водную гладь замаячило по ходу движения часа через полтора. Конечно, я знал, что в пустынях могут быть миражи, но этот казался вполне реальным. Потому что вода на жаре всегда испаряется, а виднеющаяся впереди лёгкая дымка на это явно указывала. Теперь надо было только успеть туда раньше, прежде чем сконденсировавшаяся за ночь влага полностью не испарится.
Последние две сотни метров я уже не сомневался, что вода там и вправду имеется. Единственное, что напрягало — это какой-то гул в голове. Или, скорее, зуд, по мере приближения к цели, становящийся всё сильней и сильней. Как будто бы кто-то царапался изнутри о черепную коробку, стараясь вылезть наружу.
Наполняющееся ночью и пересыхающее в дневную жару озерцо обнаружилось именно там, где и предполагалось — в широкой и длинной, на километр-другой, котловине. Оно открылось передо мной как-то сразу, внезапно, как только я перебрался через нагромождённые, словно вал, камни.
В котловине и вправду была вода. Голубовато-прозрачная, растёкшаяся сотнями луж среди белоснежного то ли известняка, то ли травертина, почти как в турецком Памуккале, известном едва ли не каждому отечественному туристу.
Любой бы на моём месте прыгал от счастья, но у меня, к сожалению, радоваться не получалось. Кроме воды в котловине имелось ещё кое-что. В каждой заполненной влагой промоине лежали какие-то вытянутые шары, размерами где-то до полуметра, с виду напоминающие гигантские страусиные яйца. При взгляде на них, они начинали странно дрожать, и зуд в голове становился сильнее. С каждой секундой во мне нарастало чувство какой-то брезгливости, словно за этими белыми гладкими «арт-объектами» скрывается что-то иное, на удивление мерзкое и отталкивающее. А ещё мне казалось, что всё это я уже видел, вот только когда и при каких обстоятельствах, память пока не подсказывала.