Враг женщин
Шрифт:
* * *
— Госпожа Сара, вы закончили письмо? Скоро приходит пароход. У вас осталось полчаса, чтобы собраться.
— Полчаса? Значит, я могу еще полчаса писать письмо.
— …
— Через полчаса письмо будет готово.
— А вы сами?
— Господин Ремзи, зачем вы утруждаете себя и сами возите в поселок? Поручите доставить письмо кому-нибудь из слуг.
— Вы не поедете в поселок?
— Что делать, у меня не остается времени на сборы.
— Госпожа Сара, я же сказал, что есть еще полчаса. Я могу дать вам побольше времени. Час… Даже
— Ну что ж, тогда через час…
Я записала для тебя весь наш разговор через дверь с господином Ремзи. Ты сама поймешь смысл. Думаю, мне нет нужды растолковывать тебе. Этот молодой агроном стал испытывать ко мне некую привязанность… Грех лежит на нас обоих. Когда я приехала сюда, я увидела, что господин Ремзи слепо любит Весиме, как Ашик-Гариб[3], или Ашик-Керим. Однажды вечером он, показывая мне рукой на Весиме, поливавшую в тот момент цветы, произнес:
— Если бы я не встретился с вашей двоюродной сестрой, я, наверное, до самой своей смерти не знал бы, что такое любовь.
Идиотские слова. Ты видишь, Нермин, как неосторожно он поступил, сказав мне это. Нельзя такое говорить при мне!
Я подумала: «Благодари Бога за то, что ты — жених моей двоюродной сестры Весиме и зять моего дяди. Бедняга, провинциальный господинчик!»
Но он продолжал со странной гордостью и удовольствием:
— Я могу назвать себя самым счастливым из людей, потому что узнал Весиме. Никого другого я не смог бы так полюбить.
Господин Ремзи переживал пик своей влюбленности. Он подошел к невесте под предлогом чем-то помочь ей. Он хотел забрать у нее лейку, но она капризничала и кокетничала. На туфли Весиме упало несколько капель воды. И тут же агроном, склонившись до земли, стал вытирать платком капли с обуви возлюбленной. Сама же невеста, то бледнея, то краснея, улыбалась и никак не могла решиться погладить его по волосам. Они пересмеивались, шепча друг другу неизвестно что. Но какими же они выглядели счастливыми! Внутри у меня что-то кольнуло.
«Господин Ремзи, — сказала я самой себе, — ты открыто вызвал меня на бой, и я преподам тебе маленький урок. Ты будешь наказан за дерзость… Не бойся, твоим отношениям с Весиме и твоему счастью ничто не угрожает. Но ты узнаешь, что в мире есть люди, которых ты будешь любить не меньше, чем Весиме».
Нермин, ты полагаешь, что у меня достаточно сил, чтобы разрушить одним ударом семейное гнездо Весиме? Но ты же уверена в том, что я не сделаю такой подлости по отношению к моей двоюродной сестре. Я хотела только возбудить в господине Ремзи кратковременные иллюзии и тоску по мне. Для этого мне даже не надо было стараться. Ведь никто не обвинит меня во флирте. Но, в конце концов, вот случилось же так, что господин Ремзи сейчас стоит в коридоре с легкой грустью на сердце, о причине которой он, возможно, и сам пока не догадывается. Он с нетерпением ждет, когда я закончу письмо. Нермин, не пытайся, когда будешь писать ответ, читать мне мораль! Эта комедия, клянусь тебе, не будет иметь продолжения. Все, что я хочу от Ремзи, это чтобы он уделял мне побольше внимания…
Опять не осталось времени рассказать тебе все то, что хотела. Извини меня и жди следующего письма.
P.S. У тебя есть нехорошая привычка. Ты не рвешь и не выбрасываешь прочитанные письма, а, наоборот, хранишь все. Даже самые незначительные из них, в том числе наверняка и мои. Постарайся замазать чернилами те строки, где я рассказываю
Сара.
Глава пятая
От Сары Нермин
Любимая Нермин!
В своем письме ты пишешь: «Твои письма ко мне сплошное пустословие… Между тем я знаю, что те, кто отправляется в путешествие, становятся серьезнее… Они записывают впечатления об увиденных местах. Дают сведения о тех краях, через которые они проезжают, и о людях, которые там живут… Те же, кого они оставили дома, в какой-то мере следуют за ними в своих мечтах… Таков порядок был всегда».
Ладно, Нермин… Раз уж порядок таков, я тоже буду его придерживаться… Ты помнишь, в каком состоянии вы привезли меня к пароходу. Я, можно сказать, была полумертвой…
Когда пароход стал отплывать, многие провожающие стали махать цветными платочками. Я делала то же самое, но в ушах у меня гудело, колени подгибались. Чтобы не упасть, я прямо-таки повисла на ограждении палубы. В тот вечер вы хотели устроить для меня прощальную вечеринку. Помнишь, мы танцевали, как сумасшедшие, до самого утра. Как будто этой глупости было мало, так мы еще под утро высыпали на улицу, помчались в Бююкдере на автомобилях.
Короче, когда я вернулась домой, до отплытия парохода оставалось два часа. Времени едва хватило на то, чтобы умыться и переодеться…
Как только пароход завернул за мыс Сарай-бурну, я побежала в свою каюту и бросилась на маленькое канапе[5] рядом с кроватью. Закрыла уставшие глаза, в которых уже начинали прыгать искры. Вот это и был мой отъезд, Нермин… Я думаю, что даже мертвые в могилах не спят так спокойно, как тогда я, после всех этих нескончаемых хлопот.
Я проснулась только во второй половине дня. Оставался всего час до прибытия. Опять все как назло, Нермин! Я провела во сне лучшую часть путешествия. Поэтому не обижайся, что я ничего не написала тебе о своих впечатлениях о поездке. Как за подъемом неизбежно следует спуск, так и вслед за отъездом неизменно наступает возвращение. Даст Аллах, когда я буду возвращаться в Стамбул, я в поэтическом тоне опишу, как солнце отражается в морской воде, как его блики превращаются в звезды и дрожат, исчезая в глубинах моря.
Выйдя из каюты, я посмотрела в сторону кормы. За кормой было бескрайнее море… Стамбул давно уже исчез за горизонтом. Но слева от нас, совсем близко, виднелся берег. Я различила даже коз, карабкавшихся по прибрежным скалам. Долгое время я не в силах была оторвать глаз от побережья.
Нермин, даже на картинах я не видела такой удивительный пейзаж. Береговая линия, точно прочерченная пером искусного художника, причудливые изгибы, крохотные бухты, выступы… Простирающиеся навстречу волнам длинные песчаные пляжи сменяли нависшие прямо над водой скалы. А за ними высились уходящие в глубь материка цепи холмов. Некоторые из холмов были покрыты лесами. Другие разделены на сектора, принимавшие какие-то правильные геометрические формы.