Враги Господа нашего
Шрифт:
В Италии Бернардо появился как беженец. Принадлежащие его семье поля африканцы теперь использовали как поле для выпаса скота. Его крохотный клочок земли на Сицилии, конечно же, принадлежал другим. Он потерял многих родных, и у него сильно пошатнулась вера, потому что Господь не уберег их, потому что их убили дикари и Господь ничего не сделал с этим. Вера в Европе была сейчас совсем другой… Это раньше девица по имени Жанна д’Арк врывалась и кричала, что у нее было видение и все должны пойти… и все шли. Сейчас мирились и каялись, что Бернардо никоим образом не устраивало. Потом он узнал, что в составе
Сидение на посту на крыше было для него наказанием. Дело в том, что брат Рональдо, выполняя послушание по развозке пива в городские торговые точки, купил две бутылки граппы, виноградной водки, и привез ее в монастырь. Распивающих монахов поймал настоятель и назначил наказание в виде усмирения плоти и внеочередных дежурств. Усмирение плоти – это когда ты раздеваешься до пояса, становишься на колени, читаешь «Отче наш» и одновременно хлещешь себя плеткой по спине. Такой вид… приобщения к страданиям Христовым.
О том, что происходит в монастыре, брат Бернардо никогда не задавал лишних вопросов. Потому что отсутствие любопытства у сицилийцев в крови, равно как и почитание Церкви Христовой. Что бы ни происходило, все правильно, так и должно быть. Он видел, что братия разделяется на две части, одна выполняет только мирские послушания: убирает двор, готовит обеды и ужины, варит пиво и развозит его по торговым точкам, а другие братья постоянно куда-то уезжают и возвращаются. Или – не возвращаются. Он не задавал вопросов, но однажды настоятель вызвал его к себе, поговорил о том о сем, а потом как бы вскользь заметил, что, как только пройдет пять лет и Бернардо покажет себя честным, смиренным и преданным братству монахом, ему будут давать и другие послушания. Гораздо более опасные, в том числе и в духовном плане, требующие безоговорочной веры в Святую Церковь и в непогрешимость Папы. Бернардо ждал этого момента, он считал себя истинным воином христовой веры, готовым нести ее заблудшим на кончике меча.
Легкий ветерок шевельнул полы одеяния Бернардо, овеял его лицо, и он довольно улыбнулся – день все-таки был жарким. Немного ветра будет как раз кстати, может, завтра Господь пошлет на исстрадавшуюся землю дождь. Но ветер не утихал, он становился все сильнее и сильнее, а вместе с ним пришло какое-то жужжание, подобное жужжанию пчелиного роя, только более слитное и сильное. Бернардо поднял голову и понял, что в темноте что-то есть и это что-то приближается, приближается к нему. И тогда он вскинул ружье и выстрелил…
– Твою в бога душу мать! Контакт с фронта!
Свинцовой дробью не сбить десантный вертолет, но когда в тебя с расстояния метров в пятьдесят в кабину пилота летит пятьдесят с лишним граммов свинца – это всегда неприятно. Еще неприятнее будет, если дробь повредит систему ночного ориентирования. Это может закончиться катастрофой.
– Ястреб-один, уйти в сторону, цель у меня на прицеле!
Еще один выстрел из ружья – дробь летит в пустоту. Ответных выстрелов не слышно, но больше никто не стреляет.
– Флажок, Флажок, Флажок! Высаживаю вторую группу вне периметра!
Флажок означает, что вступает в действие запасной план. Первый предусматривал то,
Но после того, как по ним выпалили с крыши, ни о какой скрытности не может быть и речи.
– Ястреб-один, иду на запасную площадку! Всем приготовиться!
– Так точно.
Островский сломал светящуюся палочку, что означало непредвиденные обстоятельства, готовность ко всему.
– Одна минута! Зарядить оружие!
Вертолет резко, как под обстрелом шел на снижение.
– Двадцать метров! Восемь метров! Три метра! Пошли!
Спецназовцы бросились вперед, но, не успев пройти и десятка метров, вынуждены были броситься на землю, в траву. Откуда-то с бойницы в крепостной стене открыл огонь пулемет.
– Минимальное сопротивление, мать твою! – заорал кто-то в голос.
Пулеметчику следовало бы вести огонь по вертолету, а не по десантникам, проблем могло бы быть куда больше. На вертолете были установлены два бортовых крупнокалиберных пулемета, пулеметчики были в полной боевой. Один из пулеметов открыл огонь, от стены полетели искры. Не факт, что двенадцать и семь способны были пробить крепостную стену, но, воспользовавшись моментом, один из десантников выстрелил из подствольника и, несмотря на ночь, точно попал в бойницу…
Вертолет развернулся носом и всадил в ворота противотанковую управляемую ракету, одну из четырех, какая была на каждом вертолете. Окованное сталью дерево не выдержало попадания противотанковой ракеты и провалилось внутрь в огне и дыму. Раз ни о какой скрытности речи не могло быть, русские били всем, что было, помня старое, сберегшее много жизней правило: посылай пули, а не людей.
Первой группе удалось без проблем пройти внутрь монастырского двора, там сопротивления уже не было. У стены кого-то перевязывали.
Островский, шедший с первой группой, хлопнул по плечу фельдшера, занимавшегося ранеными.
– Что?
– Да тут стволы у всех! Кишмя кишат, как тараканы…
А дальше русские прорвались во внутренние помещения монастыря, и завязался бой. Самый страшный из возможных – бой в помещениях, по североамериканской терминологии CQB, Close Quarter Battle. Игра шла далеко не в одни ворота – местные «монахи» знали монастырь как свои пять пальцев, и у них было много дробовиков и обрезов из дробовиков, для боя в помещении лучшего и желать нельзя. Русские брали автоматическим оружием, отменной выучкой от долгих тренировок боев в надстройках и на палубах кораблей и наличием современных приборов ночного видения у каждого. Были у них и бронежилеты, но все тело они не прикрывали. Довольно быстро поняв, что в одном крыле только мирные монахи, русские блокировали его и пошли на штурм другого, где находились то ли монахи, то ли переодетые под монахов боевики. Сражались они грамотно, а использовать осколочные гранаты русские не могли из опасения угробить заложника.