Враги за рубежом
Шрифт:
Я резко просыпаюсь.
— Открой дверь!
ЧЕРТ. Меня грабят.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТЬ
— Одри! Открой дверь.
Ной!
Я тут же прихожу в себя.
— О, черт. Да, хорошо.
Я пытаюсь хоть что-то сделать, но вместо этого случайно нажимаю на все кнопки и рычаги, кроме того, который отключает замок. И вот, наконец, вот. Ной открывает дверь и просовывает в машину голову.
— Пойдем. Этот парень подвезет нас
«Он что? Куда мы едем?»
Времени на ответы нет, потому что Ной уже вытаскивает меня из машины вместе с нашими вещами. Он не столько ведет меня к стоящему на холостом ходу старому грузовику в нескольких ярдах от нас, сколько поднимает и переносит меня через лужи, открывает пассажирскую дверь и сажает меня на сиденье, словно я какой-то рюкзак. Затем под шум льющегося снаружи дождя Ной проскальзывает вслед за мной и, толкнув меня бедрами, представляет водителю:
— Джузеппе, Одри. Одри, Джузеппе.
Джузеппе, рядом с которым я втиснулась, — итальянец, которому на вид где-то около пятидесяти — шестидесяти лет. У него фантастические усы с проседью, белые, взъерошенные, как у Эйнштейна, волосы и большая дружелюбная улыбка. Его руки испачканы маслом, и от него пахнет резиновыми покрышками. Он одет в комбинезон, едва прикрывающий его круглый живот, но у меня нет ощущения, что он хочет меня убить, так что это хорошо.
После слов Ноя Джузеппе протягивает мне руку и крепко пожимает мою ладонь. Он с таким энтузиазмом трясет мне руку, что все мое тело дергается вместе с ним.
— Джузеппе владеет автомастерской в нескольких милях отсюда, — объясняет Ной. — Он согласился помочь починить нашу машину, но сможет сделать это только утром. Он беспокоится, как бы эвакуатор не застрял в этой неразберихе. Сегодня вечером мы остановимся у него дома.
— Вау. Это очень мило.
Я рада, что мне удается говорить достаточно спокойно, потому что сама себе я сейчас напоминаю детектива, потерявшего след в деле. Владелец мастерской. Шина. Утро. Дом. Что?
— Да, в смысле, я думаю, что все именно так. Есть небольшая вероятность, что некоторые вещи могли ускользнуть от меня при переводе. Я мог понять все совершенно неправильно.
— Идти домой, — произносит Джузеппе на английском с сильным акцентом. — Кушать.
Он жестами показывает, как кладет еду в рот, и, честно говоря, пока что мне нравится, к чему все идет.
Мы выезжаем на шоссе, и я с тревогой смотрю на маленький канареечно-желтый Фиат с пробитым колесом.
— За ночь с ним ничего не случится?
— Не должно, — уверяет меня Ной. — Дороги становятся все хуже. Мы ничего не можем сделать.
Мне приходит в голову, что Ной делал это весь вечер: успокаивал меня, решал наши проблемы, оставался собранным вместо того, чтобы психовать.
Я поворачиваюсь к нему и прижимаюсь плечом к его плечу.
— Спасибо.
Ной смотрит на меня сверху вниз, и я могу только догадываться о том, что он видит: болотного уличного ежа, лупоглазого испуганного котенка, ничтожное существо, которое нуждается в нем сейчас больше всего на свете.
С неподдельной искренностью во взгляде Ной кивает, а затем быстро,
Джузеппе живет в итальянской деревушке, где-то между Сперлонгой и Римом. У него маленький, старый дом, наполненный всеми признаками счастливой жизни: там и запах какой-то готовящейся на кухне вкуснятины, рыскающий у Джузеппе между ног черный кот, расставленные на столике у двери фотографии в старинных рамках, с которых на нас смотрят светящиеся улыбками лица.
Джузеппе зовет кого-то, и в гостиную заходит его семья: жена и взрослая дочь с младенцем на бедре и двумя цепляющимися за ее ноги малышами. Пока Джузеппе тараторит на итальянском, они приветствуют нас круглыми от любопытства глазами. Мое воображение пускается во все тяжкие.
«Сегодня нам выпала большая удача. Я привез нам этих двух тупоголовых американцев. Мы зажарим их, порежем и сварим из них рагу. Здоровяка хватит нам на всю зиму».
Так как мы все еще мокрые (благодаря пробежке от грузовика Джузеппе до входной двери дома), первым делом надо раздобыть сухую одежду. Жена Джузеппе — Ева, произносится «э-ва» — сразу же берет меня за руку и ведет нас через дом и вверх по шаткой лестнице в комнату, которая, похоже, раньше была чердаком.
Она сажает меня туда вместе с Ноем и протягивает руку, как бы говоря: «Стой».
Так мы и делаем.
Дом Джузеппе старый, практически средневековый, и комната, в которой мы находимся, — это своего рода переполненное, всеобъемлющее пространство. У одной стены составлена всякая мебель. Антикварный комод с мраморной столешницей выглядывает из-под лошадки-качали и детского табурета, причем, похоже, что оба сделаны вручную. В углу стоит несколько коробок, видимо, заполненных семейными реликвиями. Сваленная стопка книг. В углах виднеется немного паутины и комочков пыли. Потолок скошен таким образом, что Ной может стоять в полный рост только на одной стороне комнаты, у окна.
Ситуация с кроватью — о которой я старалась не думать — как и ожидалось: неловкая.
Только один единственный матрас на короткой раме в углу комнаты, втиснутый туда, по всей видимости, на скорую руку.
Ной там и один не поместится.
А мы вдвоем уж точно.
На улице небо освещает молния, а следующий за ней гром гремит так громко, что я слегка вздрагиваю.
Ной стоит у окна спиной ко мне и, уперев руки в бедра, смотрит на дождь. У меня сложилось впечатление, что он пытается придумать, как нам выбраться из этой ситуации, но мы застряли здесь на всю ночь.
Ситуация с кроватью его, вероятно, тоже не впечатляет. Скорее всего, он уже представляет себе, с какими болями проснется завтра утром. Хотелось бы придумать, как ему помочь.
Раздается тихий стук в дверь, и входит Ева с пакетом одежды в руках.
Она говорит по-итальянски, видимо в надежде, что мы что-нибудь поймем, но, когда становится ясно, что мы не врубаемся, женщина подходит и легонько пихает одежду мне в грудь, чтобы было понятно, что это для нас.
Меня вдруг поражает, насколько щедры Джузеппе и его семья, которые впустили нас в свой дом, дали нам свежую одежду, еду, сухое место для сна.