Враги
Шрифт:
А интересно, товарищи, которые сейчас в Москва трудятся в поте лица, чтобы разрушить уютный мирок Ниццы, чтобы заполнить эту прекрасную набережную толпами лузгающего семечки и матерящегося быдла, чтобы загнать в концлагеря или поставить к стенке всех предпринимателей, своим трудом создающих национальные богатства, инженеров, ученых, учителей, которые по какой-то причине не согласны с марксистскими взглядами на жизнь и потому именуются "буржуазными элементами", они-то разве решают проблему лишних людей? Они-то чего хотят?
Господи, как хорошо сейчас здесь, в Ницце! Мир, покой, радость. Неужели есть люди, которые мечтают это разрушить? Есть. Интересно, почему? Ладно пролетарий, который ничего в жизни, кроме станка да кабака, не видел. Но все эти Ульяновы, Бонч-Бруевичи, Чичерины, они ведь знали, как может жить свободный образованный человек в этом презрительно называемом ими "буржуазным" обществе. Конечно,
Если они хотят накормить людей, то надо растить хлеб. Если они хотят дать им образование, то надо открывать школы. Если они хотят иметь справедливые законы, надо добиваться их принятия. Но, простите, если в стране есть законодательная власть, избираемая всенародно, надо идти на выборы, а не стрелять и душить. А если вы, господа, точите ножи и заряжаете пистолеты, позвольте предположить, что вы собираетесь кого-то убить и ограбить. И я даже знаю кого.
Но позвольте, если вы хотите грабить, вы будете грабить. Выдумывать при этом идеологию и строить свое государство вовсе не обязательно. Хотя... Они хорошо знают историю. Те разбойники, что шатались по лесам Европы в веке эдак восьмом и просто грабили крестьян и торговцев, так и остались главарями шаек, более или менее удачливыми. Если не они, то их дети были повешены или стали простыми крестьянами, ремесленниками или даже нищебродами. А те, что догадались обложить тех же крестьян и торговцев данью и предложить защиту от остальных разбойников, стали рыцарями, баронами, графами. Некоторые даже выбились в короли. Худо ли бедно, они создали мир, который просуществовал без малого тысячу лет. Выработали идеологию, которая заставила множество поколений простых людей содержать их, обслуживать их, служить им. Ведь, кроме желания обогатиться, следующая человеческая страсть - властолюбие. А людьми куда проще управлять, если они верят, что ты их защитник и благодетель. Все это делается не мечом, а идеологией. Оружие, насилие далеко не главный инструмент власти. Меч, конечно, тоже присутствовал, но главенствовала идеология. Рухнула эта система в восемнадцатом веке не потому, что ослабла рука феодала, державшая меч, а потому, что третье сословие больше не принимало этой идеологии. Да и в моем мире СССР закачался не потому, что КГБ утратил возможность арестовывать и сажать, а потому, что большинство населения перестало верить догмам официальной идеологии.
Так, значит, для того, чтобы владеть всеми богатствами страны, чтобы безраздельно властвовать, надо изобрести новую идеологию, которая убедит подданных, что они самые счастливые в мире люди, потому что о них заботится и их защищает великий вождь и учитель, что они хозяева всего на свете и лишь делегировали свои права самому великому и мудрому. Подходит это к большевикам? И да и нет. К Сталину - в полной мере. Он построил именно такую империю. А к Ленину и иже с ним? Пожалуй, нет. Они не строители, они разрушители. Если ты хочешь создать империю, тебе не надо "рушить все до основанья, а затем..." Нужно сокрушить только то, что мешает твоему замыслу. Это и сделал... скоро сделает Сталин. Что, нельзя было стать диктатором в Российской империи? Уж не сложнее, чем уничтожить ее. Страна со столь многовековой традицией рабства дает прекрасную возможность для этого. И не было бы такой кровопролитной гражданской войны, и служили бы эти офицерики, голубая кровь, новому диктатору, и орали в кабаках: "За отечество", выполняя приказ "великого и мудрого". Гитлеру не потребовались столь масштабные разрушения в Германии, чтобы построить свой тоталитарный режим. Нет, такой диктатор создает свою империю с того, что есть, проводя репрессии расчетливо и адресно. Он знает, что впереди еще множество захватнических войн. Он никогда не удовлетворится одной, пусть даже большой, страной. Ему нужны солдаты и те, кто создаст оружие для этих солдат. Он уничтожает только тех, кто может подвергнуть сомнению насаждаемую им идеологию. Таков Наполеон, таков Сталин, таков Гитлер.
Но не таковы их предшественники. Они под корень рубят все, что создали предыдущие поколения и их современники, без жалости, без разбора. Почему? Все просто. Типичный пример человека, не нашедшего себя в мире. Психологически куда проще объявить мир несовершенным и попытаться переделать его по своему образу и подобию, чем меняться самому. В душе-то они убеждены, что в состоянии построить новый, прекрасный мир. Хотя ничего они не могут, кроме как разрушать. Это и делают своей главной задачей. Плохому танцору мешают... пардон. Так и этим горе-строителям все время что-то мешает, то естественная потребность людей в еде, то непролетарская образованность интеллигенции. А создавать они способны только некие подобия того, что уже было до них. Вот даже Ленин, гений разрушения,
Как попал Сталин в эту компанию? В молодости часто возникает иллюзия, что мир надо "разрушить до основанья, а затем..." Умный человек потом остывает. А очень умный учится использовать поделыциков в своих целях, чтобы потом выкинуть их как ненужную ветошь.
Так вот оно что! Мы все попали в маленькую идеологическую ловушку. Мы говорим "коммунисты", "большевики" и не подозреваем, что между теми, кто крушил Российскую империю, и теми, кто будет строить СССР, разница громадная. Совершенно разнонаправленные векторы развития. А кто из них мои враги? И те и другие.
Одни хотят просто разрушить тот мир, в котором я живу. Пусть этот мир несовершенен, но он мой. Я люблю его. Я люблю Петербург, Ниццу, Лондон, Токио и еще тысячи его городов. Мне нравится этот мир. И я сделаю все, чтобы сделать его хоть немного лучше. И уж точно я должен воспрепятствовать реализации безумных планов. Другие хотят диктовать мне, что делать, как думать, кого любить и что ненавидеть. Да еще требуют, чтобы я все это делал искренне, с восторгом, впадая в экстаз перед портретом вождя и учителя. Нет, господа, не выйдет. Я буду сражаться с вами до конца. Я свободный человек. Я буду жить так, как считаю нужным, и встречу вас с мечом в руке, если придете устанавливать свои порядки. И я убью тебя, Павел, если ты снова встанешь на моем пути. Ты не разрушитель, ты созидатель, но созидатель тюрьмы. Ты пошел к большевикам не ради их безумной программы разрушения. Ты видел перед глазами ту сталинскую империю, в которой мечтал жить. У тебя просто нет душевных сил, чтобы принять ответственность за собственные поступки. Да, это труднее, чем пойти на пулеметы во имя светлой идеи. Ты решил найти хозяина, "великого вождя и учителя", который примет на себя ответственность за твои поступки, скажет, что надо делать. За это ты даже готов рабски служить ему. Пусть. Это твое право - быть рабом. Но тебе мало этого, ты хочешь сделать рабом и меня. Тебе неприятно, что не все разделяют твои взгляды, что есть люди, которые думают по-другому. Не выйдет, Павел. Ты можешь меня убить, но не покорить. Я не материал для твоих экспериментов. Я сам определяю, что мне делать в жизни, и отвечаю за свои поступки. И я окажу сопротивление.
Как? Пушки, пулеметы, обученные полки - этого недостаточно. Превращаясь в военный лагерь, мы сами создаем систему, подобную сталинской. Надо жить свободно. Я отбил первую атаку врагов, что же мне теперь, все время размахивать мечом на бруствере и улюлюкать? Зачем? Я заслужил право жить как хочу и теперь могу заняться своим делом, создать семью.
Я не прекращаю борьбу. Я организую предприятие, которое укрепит экономику моей страны. Я дам людям рабочие места с достойной оплатой. Я буду производить качественные товары, которые нужны народу. Может быть, это будет более страшный удар по идеологии рабства, чем все походы белых армий. Я докажу, что можно жить свободно, богато, уважая себя и других".
Алексей остановился и снова осмотрелся, щурясь от лучей заходящего солнца. Купальщики потихоньку расходились по своим отелям. Алексей обнаружил, что уже подошел к своей гостинице. С наслаждением вдохнув свежий морской воздух, он повернулся и направился к входу. У подъезда стояло такси, два белбоя выгружали многочисленный багаж приехавшего семейства. Алексей посмотрел на вновь прибывших. Ближе к нему стоял статный мужчина лет пятидесяти, одетый в костюм-тройку, шляпу и лакированные туфли, с бородой и усами. Рядом с ним надменно наблюдала за суетой служащих отеля дама лет сорока. Она была облачена в просторное кремовое платье и широкополую шляпку. Чуть поодаль восторженно разглядывала набережную с фланирующей по ней публикой миловидная девушка, на вид лет двадцати - двадцати двух, в легком белом платьице и шляпке. Внезапно порыв ветра сорвал шляпку с головы девушки и понес в сторону Алексея.
– Ах, боже!
– воскликнула она по-русски. Алексей поймал шляпку в воздухе и, широко улыбаясь, направился к вновь прибывшим.
– Прошу вас, мадемуазель, - вернул он девушке головной убор.
– Будьте осторожнее, здесь, у моря, бывают сильные порывы ветра.
Девушка почему-то смутилась, сделала книксен и произнесла:
– Мерси.
– Благодарю вас, - произнес мужчина, приподнимая шляпу.
– Позвольте представиться: Василий Семенович Коковцев, вице-президент Петербургского торгово-промышленного банка. Моя супруга Елена Петровна, дочь Екатерина. Вы, позвольте узнать, из Северороссии или из Крыма?