Врангель
Шрифт:
Дочь Врангеля Наталья Петровна Базилевская (та самая девочка, писавшая бабушке, как их «покорил матрос») вспоминала: «Как-то вечером в наш ялтинский дом, где находились мы с родителями (к тому времени… отец вышел в отставку), вломилась толпа матросов. Парня, который арестовал отца, я смогла бы узнать и сегодня. Такой бледный, весь в веснушках. Мама сказала, что пойдет с отцом. Ночь родители вместе с другими офицерами провели в каком-то помещении, а наутро было назначено судебное разбирательство. Если, конечно, так можно назвать то, что происходило тогда. Заседавшие „просеивали“ людей на две группы: одних — налево, других — направо. Когда подошла очередь отца отвечать на вопросы, он сказал, что не имеет никакого отношения к военным (что на тот момент было сущей правдой), а является инженером. „А вы за что арестованы?“ — спросили
Свидетельство Натальи Петровны в основном совпадает с историей отца. Она, несомненно, основывалась не столько на собственных детских воспоминаниях (что она могла запомнить в неполных семь лет?), сколько на рассказах родителей. Но она явно заблуждается насчет того, что при аресте Петр Николаевич назвался только горным инженером, утаив, что является генералом русской армии. В Ялте, где Врангеля хорошо знали, скрыть его воинское звание не было никакой возможности, тем более что арестован он был по доносу собственного садовника. Вот в Мисхоре, куда семья переехала из Ялты, Врангель действительно представлялся горным инженером, а о своем генеральстве не упоминал. Вероятно, у Натальи Петровны произошла аберрация памяти и она перенесла на более ранний период жизни в Ялте то, что происходило позднее в Мисхоре, где отец действительно скрывал, что являлся царским генералом.
В целом не приходится сомневаться, что заступничество Ольги Михайловны за мужа действительно имело место, как и факт ее пребывания вместе с ним в тюремной камере. Можно также быть уверенным в том, что именно поведение жены повлияло на судьбу Врангеля. Хотя одно только благородство супруги, последовавшей за арестованным бароном в узилище, вряд ли разжалобило бы комиссаров. Тут действовал комплекс объективных и субъективных обстоятельств. Большевики, несомненно, выяснили, что к вооруженным формированиям Курултая Врангель действительно не имел никакого отношения. Но ведь далеко не все из более чем тысячи жертв красного террора в те дни действительно воевали на стороне татар. Само по себе неучастие в боях отнюдь не гарантировало жизни. Для расстрела хватало доноса, а иногда достаточно было просто не понравиться кому-то из творивших расправы матросов. Не исключено, что поведение Ольги Михайловны, пошедшей в тюрьму за мужем не раздумывая, убедило председателя Ревтрибунала в его невиновности. Матрос Вакула мог решить, что она рискнула самоарестоваться, поскольку была уверена, что муж ничем не проштрафился перед новой властью. А может быть, большевики к тому же имели свои виды на Врангеля как крупного военного специалиста. Ведь в тот момент большевикам главными противниками в Крыму казались татары. А с ними, как они могли думать, русский генерал будет сражаться. Вспомним, начальнику Врангеля, генералу Ренненкампфу, предлагали вступить в Красную армию, и только отказ привел Павла Карловича к гибели. Но арестовали его в Таганроге, куда вот-вот могли подойти немцы или казаки-повстанцы, а расстреляли в апреле 1918 года, когда немцы заняли Украину и уже активно действовала Добровольческая армия. Врангеля же арестовали в Крыму, когда красные праздновали победу над татарами, а на германском фронте соблюдалось перемирие. В таких условиях советские власти могли позволить себе подождать, пока генерал Врангель решит, служить большевикам или нет, и не расстреливать его сразу. Ведь вполне возможно, что отвергнуть подобное предложение с ходу Петр Николаевич не рискнул.
Так или иначе, Врангель и на этот раз избежал смерти. Наверняка потом его противники очень жалели, что тогда, в январе 1918-го, не прикончили в Крыму будущего «черного барона». Ведь впоследствии Врангель доставил красным массу хлопот и, быть может, на целых полгода затянул Гражданскую войну в Европейской России. Впрочем, если бы судьба распорядилась иначе и Петр Николаевич погиб в Крыму еще в 1918 году, в 1920-м во главе остатков белой армии на полуострове вместо Деникина, скорее всего, встал бы соперник Врангеля Я. А. Слащев. В мемуарах Яков Александрович утверждал, что он вообще на год отсрочил падение белого Крыма. Наверное, об «острове Крыме» во главе со Слащевым можно было бы написать роман в жанре «альтернативной истории», не менее увлекательный, чем тот, что принадлежит перу Василия Аксенова.
Пребывание в красном Крыму должно было навести барона на мысль, что в начинавшейся Гражданской войне для него, генерала и представителя древнего аристократического рода, одинаково опасно как оставаться вне борьбы, так и служить в рядах слабых антибольшевистских армий. В первом случае красные могли репрессировать его за одно только баронство и офицерство, во втором — он имел все шансы попасть в руки большевиков после разгрома подобной армии и погибнуть как человек, открыто боровшийся против новой власти, как и произошло с подавляющим большинством офицеров, перешедших на сторону татарского Курултая.
В долгосрочной перспективе относительную безопасность могло обеспечить вступление в ряды какой-либо сильной антибольшевистской армии, которая даже в случае поражения не утратила бы полностью свою организацию и боеспособность.
В апреле 1918 года такой силой были немцы, только что занявшие Крым. Но в германскую армию барон вступать не собирался. Несмотря на остзейское происхождение, российские Врангели давно уже обрусели. Петр Николаевич был патриотом и православным человеком. И к немецким военным в Крыму у него было двойственное отношение. В мемуарах Врангель писал: «Я испытывал странное, какое-то смешанное чувство. Радость освобождения от унизительной власти хама и больное чувство обиды национальной гордости».
С одной стороны, барон вынужден был признать:
«Надо отдать справедливость немцам, они вели себя чрезвычайно корректно, стараясь, видимо, сделать присутствие свое для обывателей наименее ощутимым. С их приходом были отменены все стеснительные ограничения, введенные большевиками, — карточная система, закрытие текущих счетов и проч., но обязательное получение пропусков для выезда и въезда в Крым осталось в силе.
Немецкая комендатура оказывала всяческое содействие к восстановлению в правах тех владельцев имуществ или квартир, кои были захвачены большевиками. Некоторые из местных большевиков, не успевшие эвакуироваться, были по жалобам потерпевших арестованы и заключены в тюрьму немецкими властями. С другой стороны, замешкавшимся в Крыму более видным большевистским деятелям немцы, несомненно, сами дали возможность беспрепятственно убраться восвояси.
На следующий день по занятии Кореиза представители немецкого командования посетили Великого Князя Николая Николаевича в имении „Дюльбер“, где находились все Члены Императорской Семьи. Великий Князь Николай Николаевич через состоящего при Нем генерала барона Сталя передал прибывшим, что, если они желают видеть Его как военнопленного, то Он, конечно, готов этому подчиниться; если же их приезд есть простой визит, то Он не находит возможным их принять. Приехавшие держали себя чрезвычайно вежливо, заявили, что вполне понимают то чувство, которое руководит Великим Князем, и просили указать им, не могут ли быть чем-нибудь полезны. Они заявили, что Великий Князь будет в полной безопасности и что немецкое командование примет меры к надежной Его охране. Барон Сталь, по поручению Великого Князя, передал, что Великий Князь ни в чем не нуждается и просит немецкую охрану не ставить, предпочитая охрану русскую, которую немцы и разрешили сформировать».
Несомненно, для русских аристократов, собравшихся в Крыму, немцы были освободителями от большевистского гнета.
Но, с другой стороны, приход на русские земли вчерашних врагов угнетал русских офицеров и генералов, которые чувствовали себя едва ли не военнопленными.
Как раз в апреле 1918 года немцы произвели переворот на Украине, сместив правительство Центральной рады и поставив у руля власти гетмана Павла Петровича Скоропадского, генерал-лейтенанта царской свиты и бывшего командира лейб-гвардии Конного полка. Он также командовал в 1914 году Сводной конной дивизией, когда Врангель в течение месяца исполнял там должность начальника штаба. Петр Николаевич описывал его в мемуарах:
«Среднего роста, пропорционально сложенный, блондин, с правильными чертами лица, всегда тщательно, точно соблюдая форму, одетый, Скоропадский внешним видом своим совершенно не выделялся из общей среды гвардейского кавалерийского офицерства. Он прекрасно служил, отличался большой исполнительностью, редкой добросовестностью и большим трудолюбием. Чрезвычайно осторожный, умевший молчать, отлично воспитанный, он молодым офицером был назначен полковым адъютантом и долгое время занимал эту должность.