Врата Анубиса
Шрифт:
– Подожди-ка минутку, алхимик, – окликнул его один из спутников. – Я шагу не сделаю дальше без объяснений. Ведь мы слышали стрельбу, не так ли?
– Слышали, – раздраженно откликнулся предводитель. – Но ведь стреляли не в вас.
– Но в кого тогда стреляли? Сдается мне, это кричал не человек. – Ветер трепал длинные темные кудри говорившего, не скрытые париком, бросая их на толстое, капризное лицо. Он поправил на голове шляпу. – В конце концов, здесь командую я, пусть и без официального разрешения, как мой отец во Франции. Вот я и говорю, нам достаточно и того, что ты несешь в своей шкатулке, – зачем нам советы еще одного чертова чародея?
Аменофис Фике вернулся к месту,
– А теперь послушайте, кривляка проклятый. Если ваша чертова задница и воссядет когда-нибудь на трон, то это будет благодаря моим усилиям, а никак не вашим. Или вы до сих пор считаете, что это ваше идиотское покушение с Расселом и Сиднеем в прошлом году было умным шагом? Ха! Безмозглые дети, пытающиеся добраться до сладостей, разбив стеклянную крышку! Вам нужен я, и моя магия, и добрая доля удачи даже для того, чтобы избежать плахи, не говоря уж о троне! И человек, связавшийся со мною этой ночью посредством волшебной свечи, обладает магической силой, какой я давно уже не видел. Он прошептал мне слова древнего пароля. Вы сами были при этом и видели: мне даже не надо было зажигать свечу – она сама вспыхнула ярким светом! А теперь он напоролся на какое-то препятствие, возможно, на наше ненаглядное Братство Антея, и ему пришлось вернуться в то место в Суррее, где находится одно из тех средоточии магии, о которых я вам говорил раньше. Там мы с ним и встретимся. Или вы хотите вернуться в Голландию, чтобы бороться за корону без моей помощи? – Герцог Монмут все еще сомневался, так что Фике пришлось помахать у него перед носом маленькой черной шкатулкой. – И без моего поддельного, но неотличимого от настоящего брачного свидетельства?
Монмут нахмурился и пожал плечами:
– Хорошо, чародей. Тогда пошли, пока твой проклятый холод не приморозил нас к мостовой!
Отряд двинулся дальше к мосту.
* * *
Лодка шла под парусом круто к ветру; полупьяная команда размахивала горящими факелами более или менее в такт пению, но рулевой слишком сильно развернул лодку – паруса заполоскались и обвисли, лодка сбавила ход, колеса вращались все медленнее, и уже стали видны намалеванные на них лица, и в конце концов лодка со скрипом остановилась и чуть откатилась назад.
Бургхард, продолжавший вести Дойля и десятерых Братьев по льду, стараясь держаться за лодкой, догнал ее, подпрыгнул и перевалился через фальшборт. Пьяные моряки, и без того раздраженные остановкой, угрожающе повернулись к нему, но в смятении отпрянули, когда через фальшборт легко перемахнула огромная фигура Дойля с развевающейся гривой.
– Мы принимаем командование этим судном! – крикнул он, с трудом удерживаясь от того, чтобы не рассмеяться, ибо сообразил, что всего несколько часов назад читал об этом приключении. – Бургхард, как привести эту штуку в движение?
– Стоуэлл! – крикнул вожак, перегнувшись через борт. – Подтолкните лодку, а потом лезьте на борт. Эта лодка примелькалась всем на реке – наш человек не обратит внимания, что она следует за ним.
– Эй, приятель, это моя лодка, – возразил смахивающий на бочку человек на корме. – Он уже бросил румпель и поднялся на ноги.
Бургхард протянул ему пригоршню монет:
– Вот. Лодка будет в целости и сохранности, мы потом ее оставим у южного берега. Да… – он отсчитал еще несколько монет, – это вам еще, если вы дадите нам свои маски и факелы.
Хозяин лодки взвесил монеты на руке, потом пожал плечами.
– Пошли с судна, ребята! – крикнул он своим спутникам. – И оставьте им маски и факелы – здесь достаточно, чтобы повеселиться как следует!
Команда, довольно переговариваясь, перебралась через борт на лед, и когда последний из людей Бургхарда оказался на палубе, паруса вновь наполнились и лодка двинулась вперед.
Бургхард в красно-синей птичьей маске сел к рулю и правил так, чтобы держаться следом за Ромени, но не подходить к нему слишком близко, и так они одолели почти все расстояние. Их отделяло от лестницы на Джитер-лейн всего тридцать ярдов, когда Ромени оглянулся и резко остановился, сообразив, что его преследуют.
– Он нас увидел! – вскричал Дойль, но Бургхард резко перекинул румпель налево, и лодка, опасно накренившись и разбрызгивая осколки льда, сделала правый поворот, нацелив нос не на лестницу, а на длинный причал.
Дойль вскочил, обнажил меч и тут же отшвырнул его в сторону, ибо это был больше не меч, а длинная серебряная змея, изогнувшаяся, чтобы укусить его. Но тут и его кинжал начал выползать из ножен, и Дойлю пришлось удерживать его обеими руками. Одежда топорщилась, принимая безумные формы, маска строила дикие рожи и трепыхалась на лице – даже палуба под ногами вздымалась и опадала, словно ребра какого-то большого, тяжело дышащего животного. В страхе сообразив, что находится в центре действия каких-то страшных колдовских сил, он дождался следующего подъема палубы и, использовав этот импульс, выбросился из лодки. Он приземлился на вытянутые руки, перекатился через голову и остановился за секунду до того, как лодка с треском, ломая мачты и палубу, врезалась в причал. Члены Братства Антея, как из пращи, полетели во все стороны.
Дойль сел, сорвал с лица кривляющуюся маску, отшвырнул ее подальше и заметил кинжал, выпавший-таки из ножен и подползавший к нему по льду, извиваясь, как червяк. Он отшвырнул его в сторону и пошатнулся от неестественности происходящего: несмотря на то что тот изгибался, как резиновый, он продолжал звенеть.
Бургхард вскочил, едва коснувшись льда, и, хотя лицо его исказилось от боли, сумел выдавить из себя слова команды.
– Все на берег! – прохрипел он и сам сделал первый шаг. Там и тут из-под разбитой палубы начали пробиваться огненные языки. Одно из отлетевших колес медленно вращалось на льду; нарисованное на нем лицо хлопало глазами и строило устрашающие рожи. Лица на парусе, к которым уже подбирался огонь, тоже корчились, открывая и закрывая рты в беззвучных богохульствах.
Стоуэлл, покраснев от нехватки воздуха, пытался сорвать с шеи душивший его шарф. Он наткнулся на Дойля, и тот встряхнулся, сделал глубокий вдох и шагнул следом. С воздухом творилось что-то неладное – он наполнился вонью и жег глаза, ноздри и легкие. Дойль ощущал, как силы покидают его.
У подножия ближайшей лестницы, ведущей на причал, закрутился смерч из щепок и деревянных обломков – они били по коленям и бросались под ноги каждому, кто слишком близко подходил к лестнице; один человек упал, и они забили бы его до смерти, не оттащи его Бургхард в сторону.
Дойль просто подхватил извивающегося Стоуэлла за пояс и ворот и, раскачав, из последних сил швырнул его вверх, вслед за чем рухнул на колени и как сквозь дымку созерцал, как тот летит, нелепо мотая руками и ногами, и приземляется на настиле причала.
Воздух пах серой и хлором одновременно, и Дойль знал, что, даже если пляшущие доски нападут на него, у него все равно уже нет сил защищаться. Он опрокинулся на бок, перекатился на спину и безучастно смотрел, как Сто-уэлл с лицом, освещенным багровым отсветом пылающей лодки, свешивается с причала, протягивая вниз свой меч. Дойль успел вяло позавидовать тому, что меч Стоуэлла остался прямым и твердым, в то время как его собственный превратился в извивающегося угря, а потом сознание покинуло его.