Врата джихада
Шрифт:
Ксан согласился не сразу. Убеждал Юсуфзая добровольно сдаться властям, обещал использовать свои связи, знакомства. Тот качал головой: после пары месяцев в Гуантанамо ему никакие связи не помогут.
Встав со стула и засунув руки в карманы брюк, Ксан тяжелой походкой прошелся по комнате.
— Я не мог, не должен был, не имел права.
— Все из-за любви, — предположил я.
— Все из-за того, что я глупый осел. Такое не сходит с рук,не прощается. Сказалось напряжение многих дней. Тут и ооновские дрязги, и попытка меня прикончить, да еще всякие дурацкие мысли о загубленной жизни, в которой нет ни жены,ни детей. Ерунда, конечно, но тогда мне так не казалось. Придумал себе развлечение в виде большой любви, прикипел к этой Тасмине! Какая там любовь! У лысого ногти не вырастут. Мне требовалась отдушина, положительные эмоции,чтобы быть в ладу с собой, но это я только потом понял.
По мере того, как они подъезжали к Мардану, Ксан все больше мрачнел. Тасмина не скрывала своей признательности, но чувствовался при этом некий холодок, свидетельствовавший, нет, не о фальши, а о неизбежности расставания. Женщина невольно относилась к своему любовнику уже как к бывшему, которого нужно быстрее забыть ради собственного спокойствия. Ксан, воспринимавший такую метаморфозу достаточно болезненно, все больше подпадал под влияние своих чувств. В конце концов, он объявил своим спутникам, что готов сопровождать их и дальше. По физиономии Юсуфзая пробежала тень сомнения, означавшая примерно следующее: твои услуги пригодятся, парень, однако они граничат с навязчивостью.
Дороги были ужасны, зато пейзажи впечатляли. Джип мчался вдоль хребта Хиндураджи, на горизонте вонзалась в раскаленное небо гора Тиримчир. В этих местах свирепствовала засуха, дождя не было уже полгода, и в ландшафте преобладали ржаво-охряные тона. За пару часов бешеной тряски Ксан вполне вкусил прелесть езды по узким серпантинным дорогам, рискуя оказаться жертвой камнепадов, сметавших в пропасть незадачливых путешественников. Однако они благополучно миновали Дарган, затем Дир и добрались до деревни Мангучар, где их ждали проводник и низкорослые лошади, приученные к горным переходам.
С наступлением темноты передвигаться стало опасно, решено было остановиться на ночлег в одной из пещер, где обычно отдыхали пастухи. Угольно-черная ночь, мерцающие звезды да потрескивающие дрова настраивали на откровенность.
—Мне на роду было написано оставаться изгоем, — рассказывал Юсуфзай. — Учился и работал в Англии, потом — в Германии, Бельгии. Меня ценили, уважали, но не считали за своего. Я же был пакистанцем! Никого не интересовало, что я ненавижу эту страну, моя национальность заставляла относиться ко мне с подозрением. Вдруг этот доктор — террорист? Я был одинок.
— Семья?..
—Тасмина, только она. Ее мать была шотландкой, дочерью физиотерапевта из Лидса. Прожила со мной шесть лет, а потом сказала: извини, больше не могу. Брачный союз с пакистанцем лишал ее светского общения, к которому она привыкла, мешал поддерживать полезные контакты с полезными людьми. Да и родители ее меня не привечали. От Тасмины она отказалась — кому нужна полукровка. Вот тогда я и решил вернуться.
— Жест отчаяния?
— Только отчасти. В те годы меня еще посещали некоторые иллюзия. Что я могу чем-то помочь своим соотечественникам. Вы не представляете, сколько тысяч людей подорвались на минах в Афганистане! Посетите любой из лагерей беженцев.
— Так вы — идеалист.
— Я следую суфизму, одному из древнейших учений ислама. Это путь к истине, и дорогу к ней открывает любовь. Человеку помогают преданность, благородство, доброта. А мешает все злое, бесчеловечное, унижающее людей.
На следующий день их ждал опасный и изнурительный переход . Они шли по узким тропам на высоте трех тысяч метров. Лошади, помимо седоков, тащили спальники, фляги с водой , продовольствие. Седлами служили дерюжные мешки, роль стремян выполняли веревочные петли. Первым двигался проводник, вторым — Юсуфзай, замыкали цепочку Ксан и Тасмина. Девушка легко и свободно держалась в седле и, казалось, была не подвержена усталости. Черные волосы стянуты на затылке, взгляд устремлен в горячее пространство гор и неба.
Солнце поднималось все выше. Кое-где поверхность гор была голой, и путешественники любовались складчатыми сланцевыми стенами, матово-серыми горными грядами с вкраплениями ледников.
В какой-то момент тропа совсем сузилась. Лошади ржали, задрав кверху глупые морды, копыта скользили по гладким камням. Всадники спешились, Риафат, опустившись на колени , крепко схватил свою кобылу за передние ноги. Переставляя их, заставил животное двигаться вперед. Остальные последовали его примеру. Временами лошади предпринимали попытки вырваться, рискуя рухнуть в многометровую пропасть, увлекая за собой людей.
Солнце уже успело скрыться за острыми скалами, когда они постучались в ворота поместья Юсуфзая. Оно напоминало крепость — высокие стены, стальные ворота, вооруженные охранники-пуштуны. После многочасового пути, у Ксана не было ни сил, ни желания осматривать дом и окрестности. Отказавшись от ужина, он направился в выделенную ему комнату. Спустя два часа к нему пришла Тасмина, и любовники не смыкали глаз до рассвета. В перерывах между ласками Ксан говорил о своих планах совместной жизни. В эти минуты девушка молча утыкалась ему в плечо. Под утро она шепнула, чтобы Ксан был осторожен. Ей кажется, что отец кое о чем догадывается, и будет ужасно, если он узнает.
Твердила о том, что мир сошел с ума, и борьба с терроризмом как каток — давит правых и виноватых. Тасмине приходится выбирать, и она выбирает отца. Конечно, хотелось бы уехать вместе с Ксаном, но у нее дурные предчувствия, она боится , что все рухнет.
После ухода Тасмины Ксан заснул и встал поздно. Время шло к полудню, солнце пробивалось сквозь плотные шторы. Он вышел прогуляться по ухоженной территории поместья. Можно было подумать, это — оазис красоты и счастья. Мудрено найти такой среди диких просторов Читрала. По лужайкам бродили толстые овцы, в прудах плескались сытые лебеди и гуси, а на клумбах росли цветы.
Вскоре к нему присоединился Юсуфзай, обронивший, что утренний моцион — отличная штука. Ксан поинтересовался, где Тасмина и получил сухой, краткий ответ: «Любит поваляться в постели ». От дальнейших расспросов Ксан воздержался. После завтрака он предложил выйти за пределы поместья, и Юсуфзай не возражал. Дом находился на возвышенности, внизу виднелась долина — крошечные домики, поля, дороги, по которым передвигались телеги, запряженные буйволами. Среди каменистых пустошей попадались клочки плодородной земли. Там росли араукарии, лиственницы, тюльпановые деревья. Распростер ломаные ветви бересклет, поблескивая алыми ягодами.