Врата джихада

Чагай Александр

Разбежавшись, Ксан завел руку за спину, ловко подкру­тил шестнадцати фунтовый. Тот гулко ударился о полиро­ванную поверхность дорожки, помчался по широкой дуге, набирая скорость. Преодолев половину пути, опасно при­близился к правому желобу, вновь отклонился к центру, за­скользив наискосок, боком задел кеглю, которая заверте­лась волчком и отлетела в сторону. В результате шар еще больше забрал влево и поразил последнюю цель.

Ксан был в испарине. Подошел ко мне, хлопнул по плечу:

— Если тебе здесь не по нутру, можем рвануть в Печатники.

Несмотря на свое раздражение,

я согласился. Меня не

покидала надежда еще раз увидеть того, настоящего Кса­на. Мы быстро оделись (был ноябрь, погода прескверная) и двинули вперед. По дороге, как водится, накупили всего, и я совсем приободрился.

Однако, когда стол уже был накрыт и трапеза началась, какая-то натянутость вернулась. Несколько рюмок водки и пара натужных тостов проблемы не решили. Тогда Ксан ото­двинул тарелку с закусками:

— Я с ней познакомился в боулинге.

— С кем? — дрогнувшим голосом поинтересовался я,предчувствуя, что наши отношения возвращаются в при­вычную колею.

У нее были светлые волосы, зеленые глаза и безукориз­ненная фигура. Мелинда Новак. Американка из Миннесо­ты, задрипаного штата, зажопинских выселок. Но с шар­мом. Никакой там англосаксонской угловатости и сухо­сти. Женственность и очарование в квадрате. Бросала шары поразительно ловко, с естественной грацией. Мужики по­жирали ее глазами. Тридцать один год, вице-консул. Ксан предложил выпить кофе: к его удивлению, она согласилась.

Все это происходило во время его первой командиров­ки в Пакистан, когда Советский Союз еще не развалился, но неотвратимо шел к своей гибели. Прежнюю веру во всякие там идеалы многие уже растеряли, другие были дезориенти­рованы и, в конце концов, начинали руководствоваться ис­ключительно собственными интересами. Ну, с какой стати из кожи вон лезть, защищать это треклятое государство, ког­да его предавали самые высокие руководители? Кланялись в ножки американцам, сдавали одну позицию за другой.

В ту эпоху на всех дохнуло свободой, открывались новые возможности , и Ксану ужасно хотелось ими воспользовать­ся. Он был молод, строил разные романтические планы. В них находилось место и подвигам, и любовным увлечениям. Мнил себя великим разведчиком и сердцеедом. Был наивен, честолюбив и верил, что горы свернет.

Начальников над ним была тьма. Прежде всего, офицер безопасности , отвечавший также за внешнюю контрраз­ведку. Армен Ашотович Овсепян — сорокалетний армянин, большой дока, но придира и зануда.

Все сотрудники обязаны были предоставлять ему ин­формацию о своих контактах. Многие ребята постарше этим пренебрегали . Дескать, сами с усами. Армен Ашотович часто предпочитал «не нарываться» и терпел, когда его просьбы не выполнялись. А вот сотрудникам помоложе было трудно вывернуться из крепких объятий Овсепяна. Впрочем, Ксан не упускал случая продемонстрировать свою строптивость, и случались у них размолвки. Офицер безопасности злился, но из себя не выходил. Может, потому что не забыл вконец времена собственной молодости. Иногда в его отношении к Ксану даже проскальзывало что-то отеческое.

Мой друг прервал рассказ, поднялся из-за стола и про­шел к дивану: улегся, подложив под голову подушку. Я си­дел, затаив дыхание, чтобы не дай Бог не прервать повество­вание. Я чувствовал себя частью Ксана, его прошлого, будто все , о чем он говорил, происходило со мной — здесь и сейчас.

На каждый контакт заполнялась специальная бумага, где фиксировались имя знакомого, гражданство, должность, семейное положение, адрес. Когда Ксан запаздывал и не подавал документ в срок, его ждала головомойка. Не слиш­ком суровая, поскольку у парня неизменно находилась «от­мазка». Дело в том, что «заявке» подлежали только устояв­шиеся контакты, заслуживавшие интереса. И в случае при­дирок можно было запросто утверждать, что контакт, сла­бенький, не хотелось-де засорять мозги руководству. Меж­ду прочим, если сотрудник проявлял излишнюю прыть и за­валивал Овсепяна всеми своими связями, ему тоже достава­лось: нечего, мол, гнать муру. В общем, Ксан как-то приспо­собился к офицеру безопасности и особо не тяготился сло­жившимися отношениями.

.После первой встречи с Мелиндой он не сразу понял, что влюбился. Только когда прошел день, второй, третий и выяснилось , что американка не идет у него из головы, стал догадываться — дело дрянь. Перестройка перестройкой, а американская разведка продолжала работать против на­шей, и наоборот. Горбачев и Шеварднадзе могли как угод­но корешиться с Бушем и Шульцем. Им можно — другим нельзя . Так что за несанкционированные дружеские отно­шения с американкой по головке не погладили бы. Ну, а уж за интимные. О ее профессиональной принадлежности не­трудно было догадаться: она — вице-консул, эту должность обычно занимали сотрудники спецслужб.

Не стоит вдаваться в причины происшедшего. Будем считать , что сработала химия тела, на которую так охотно ссылаются американцы. Ну, не мог Ксан наступить себе на горло , запретив влюбляться. Жаль, начальникам этого было не объяснить. В городе имелось немало доступных жен­щин, причем не только в борделях. В иностранных посоль­ствах и всяких разных миссиях можно было отыскать секре­тарш, машинисток, ассистенток, да хоть дипломаток, гото­вых подписаться на легкую интрижку. Не говоря уже о том, что в советской колонии многие дамы с энтузиазмом погу­ливали, скрашивая свое в целом маловыразительное суще­ствование. Ты что, возмутились бы шефы, сбрендил? Своих не хватает? И были бы правы, ох, правы!

Однако Ксан все же ступил на наклонную плоскость и с упоением заскользил вниз. Какое-то время можно было потянуть с докладом Овсепяну, указав, в случае чего, на не­обходимость «прощупать» контакт. Ему и вправду не терпе­лось прощупать его, только в буквальном смысле; эта пер­спектива не лезла из дурной головы. Пригласил Мелинду на ланч, та согласилась. Предложил пообедать и тоже не встре­тил отказа. Они отлично проводили время: беседовали, шу­тили и все больше узнавали друг друга.

Мелинда была эмигранткой в третьем поколении, ее дед покинул Сербию еще до начала второй мировой. Его сын мог разговаривать по-сербски, а вот внучка уже нет. Зато из­учила арабский и хинди, не считая французского и немецко­го. Славянские гены придавали ее внешности дополнитель­ный шарм. Высокие скулы, полные, четко очерченные губы.