Врата миров. Дилогия
Шрифт:
— Не трогай ее! Да, она служила хинцам, а теперь служит мне, ну и что?! Я обещала ей найти здесь мужа и найду! Как будто ты не знаешь, как ведут себя нюхачи. Они вечно цепляются за человека…
— Марта, нюхачи — это совсем не то, во что все верят! У них нет родни, у них нет никого, кроме пигмеев, которые всего лишь охрана. Выслушай меня, это важно… Они родня уршадам.
— Воин, мне даже нечего возразить, настолько это глупо…
— Глупо? Пусть так… Но спроси свою желтокожую подружку, как ей удалось так ловко втереться к тебе в доверие? Спроси ее, зачем гончары подарили ее тебе? Спроси ее, кто на самом деле командует в Срединном царстве — мандарины императора Чи или покорные, послушные
— Что ты несешь, Рахмани?
— Так спроси ее сама! Спроси, зачем нюхачам на четвертую твердь? Спроси ее, что она знает про меня! Ведь она наверняка чует, кто я такой!
— Кеа, я жду! — Красная волчица отбила две атаки пылающих шаров, с трудом сдержав стон. Она спросила себя, будет ли завтра лечить ожоги, полученные сегодня, и втайне рассмеялась своим заботам.
— Он не врет, Женщина-гроза… Совсем недавно мы подчинили Срединную империю Хин… Но людям от этого не плохо, госпожа. Люди довольны, они не догадываются. Они счастливы, госпожа, нам ведь немного надо. Нам нужны уход, тепло и условия для наших малюток… — После слов, произнесенных нюхачом, центавр Поликрит еле сдержался, чтобы не сбросить ее в воду.
— Так ты… Ах ты мокрая гусеница! — Домина Ивачич произнесла еще несколько фраз, сразу на нескольких языках. Услышав столь витиеватые ругательства, Кой-Кой даже перестал притворяться корягой. Он потерял нужный цвет и в изумлении выпучил глаза. — Так ты втерлась ко мне в доверие, чтобы пролезть на четвертую твердь?! — Острие невидимого кинжала рисовало вензеля в пальцах волчицы. Еще миг — и желтый ленивец, стоивший десятки тысяч драхм, отправился бы по вечной дороге предков.
— Я помогала тебе, высокая домина!
— Она не врет тебе, Марта, — рассмеялся Рахмани. — Народ императора Чи действительно не страдает. Но нюхачам нужно все больше. Их дальние родственники, уршады, избрали иную тактику, поэтому их все ненавидят. Их убивали и будут убивать повсюду. Нюхачи хитрее, они выбрали любовь…
— А теперь ты спроси воина, Женщина-гроза, отчего от него пахнет сургучом, индиговыми чернилами, сигарами Пале-Рояль, фиалковыми духами и вином Шато? — пролаяла с берега Кеа, на всякий случай укрывшись за спиной лежащего центавра. — Раз он знает так много, пусть расскажет и о себе! Пусть расскажет о тайной когорте Римского прокуратора, где успел заслужить три серебряные бляхи! Пусть расскажет о том, сколько дукатов тратит прокуратура на подкуп морских центавров, чтобы те снизу травили наши Плавучие острова! Пусть расскажет о лаборатории в подвале Кенигсбергского университета, где он препарировал моих сестер!
— Рахмани… — Красная волчица замедлила танец. — Скажи, что она врет!
— Она тоже не врет, Женщина-гроза. Мы вместе наблюдаем случай, когда у каждого из присутствующих своя честь и своя любовь, иными словами — своя система истины…
— Ты резал нюхачей?
— Не только. Я резал уршадов и убедился, что они приходятся дальней родней нюхачам. Но для цивилизации они опасны одинаково…
Бывший гиппарх до этого тихонько перебирал струны кифары и с крепнущим интересом следил за поединком на воде. Он обещал Женщине-грозе не вмешиваться и честно соблюдал обещание. Правда, он дал себе зарок, что вмешается, если у Женщины-грозы начнутся серьезные проблемы, но то, что он наблюдал, меньше всего походило на драку. Бывшего гиппарха не оставляло ощущение, что встретились два давних родственника, очень близких и весьма обиженных друг на друга, накопивших сто тысяч упреков и нашедших, наконец, повод их выплеснуть. После выступления Кеа Поликрит ощутил необходимость немедленно осушить кувшин вина. Все перевернулось дважды в его солдатской голове. Или даже трижды.
— Что же мне делать, воин? — оскалилась Красная волчица. — Убить нюхача?
— Нет… Они не виноваты, они просто другие. Их занесло на Великую степь вместе с семенами уршадов, сотни тысяч лет назад. Их занесло, как споры, из бездны сущего, из бархатных полей, где распускаются кометы и цветут огоньки звезд. Они не способны существовать сами и не способны сами себя обеспечить, поэтому нашли себе пигмеев. Они приспособились, стали размножаться и поняли, что погибнут на маленьких Плавучих островах…
— То есть… Они сами рады, что мы их воруем?
— Да. Им нужна была вся твердь, а теперь им нужны Хибр и Зеленая улыбка.
— А уршады?! Ты врешь мне, воин, ты запутываешь меня! Ведь уршады сами убивают нюхачей! Уршады — это злобные бесы, а эти желтые… они никому не причиняют вреда…
— Он не врет тебе, Женщина-гроза.
Это проскрипела Кеа. Она говорила тихо, но все услышали. Дрожащий Кой-Кой замер на валуне. Снорри едва не свалился с ветки в реку. Центавр попытался взглянуть на нюхача обоими глазами сразу и чуть не вывернул шею. Кеа неловко взобралась Поликриту на спину, хватаясь толстыми клешнями за ремни и веревки, и уселась там, отдуваясь после трудного пути.
— Он не врет тебе, госпожа. Этот человек… Я узнала его по запаху. Он двурушен, но честен, домина. Он служит Слепым старцам и служит императору Зеленой улыбки. Мне давали понюхать воздух из приемной прокуратора. Он пахнет так, домина, этот человек. И он… он влюблен в тебя, домина.
— Ты… Ты… — Марта не находила слов, слезы трепетали на ее ресницах. — Ты выполнял приказы прокураторов? Ты состоишь в тайном сыске Рима?!
— Это так, Женщина-гроза. Слепые старцы послали меня в Рим много лет назад. Император заинтересован в ослаблении монашеских орденов, ему нужны люди вроде меня… Все не так одномерно, волчица, и вчерашние враги становятся попутчиками… Император боится, что доминиканцы и ткачи Августина объединятся в стремлении вернуть инквизицию. Пока в Порте неспокойно, кланы воюют друг с другом, зато на Зеленой улыбке мир среди королей…
— Он не врет тебе, домина, — крикнула со спины центавра Кеа. — Он служит в тайной когорте, мне давали нюхать таких людей. Я отличу их за милю… Он служит в тайной когорте прокуратора, они поддерживают светскую власть и ослабляют церковь…
— Он не врет, как же! — в бессильной злобе передразнила Красная волчица. — А откуда мне знать теперь, что ты не врешь, отродье уршада?!
— Марта, она не уршад, — Рахмани незаметно завел руку с ножом за спину, чтобы при необходимости одним движением перерезать завязки своего платка. Он с тревогой чувствовал, как улыбка, та самая улыбка пустынника, подбирается изнутри, вдоль трахеи, собираясь выплеснуться в мир. — Марта, она лишь родственник уршада. Те так же любят паразитировать, но равно опасны для всех… Да, я служу в тайной когорте прокуратора. А как иначе я добился бы своего места ловца? Мне нужны были связи, связи на самом верху, в Риме! Мне нужно было спокойно искать подарки Тьмы и передавать их детям Авесты, для этого пришлось продать свои умения.
Если хочешь знать, я продался всем сразу! Да, я выполнил немало темных дел для ткачей, для монахов Августина и папских кардиналов… Я воровал колдуний, я нанимался к ярлам, чтобы снять сглаз и отвратить дурные наветы, я возвращал нунциям мощи их господа, похищенные неверными… Римские прелаты до вчерашнего дня считали меня своим агентом, а прокураторы верили, что я служу только империи и готов лично зарезать всех епископов и кардиналов, лишь бы не допустить новый крестовый поход…
— Что же случилось вчера, воин? — Красная волчица плясала на самом краю водопада, окружив себя семицветными прозрачными кавалерами. Радуги смеялись и обнимали ее неугомонные колени.