Врата небес
Шрифт:
И вот теперь, взволнованные, обеспокоенные судьбой Империи, уже около трех лет люди ждали, когда наступит день совершеннолетия принцессы, когда она сможет вступить в наследие, и вновь будут оживлены сотни традиций, привычек и разнообразных предприятий, которые своим бездействием похоронил Печальный Эйрканн.
К неотвратимо близящемуся Дню рождения инфанты готовилась без преувеличения вся Империя. Инфанта была умна, более красива, более мила и открыта, чем брат, и, кроме всего прочего, она была женщиной. Ее любили сильнее, чем мрачноватого, уже давно
Вельх точно знал: когда пройдет два года, и принцу также исполнится пятьдесят, вопроса о переходе власти даже не возникнет.
Оттого, наверное, Краэнн пытался прибегнуть к средству воистину опасному и крайнему — опорочить принцессу, собрать бывших ее отвергнутых любовников, над которыми она поиздевалась всласть… и которые остались после этого в живых, и заставить их говорить перед божественным Ликом Справедливости, чтобы все видели, что они не лгут; навсегда опорочить принцессу, даже сознавая, что ответный удар, в котором будут раскрыты все тайные увлечения его самого, не заставит себя ждать, и от порочности обоих наследников волна шока прокатится по всем странам Империи…
Даниэль, последний из любовников принцессы, был первейшим из тех, кто мог бы опорочить ее, — но с привлечением юноши на сторону Его Высочества следовало торопиться: за три месяца близости с ней он наверняка узнал слишком много тайн инфанты.
И Краэнн, и Вельх, и остальные люди принца хорошо понимали, что невольно проникшего в механизмы управления Дэртаром молодого аристократа уничтожат как можно скорее; вероятнее всего, его заставят организовать покушение на жизнь Катарины и убьют в ходе краткой Королевской Охоты — на сей раз она станет не игрушечной, как обычно в праздники Основания, а настоящей.
Вельх глубоко вздохнул, увидев открывшийся за поворотом знакомый ему изящный дом семьи Ферэлли, и, поправив перевязь, отяжеленную кинжалом и мечом, ускорил шаг.
Ограда растворилась перед ним, как перед носителем нашивок Золотого Дракона; быстрым уверенным шагом он вошел в сад и направился к открытой беседке, в глубине которой виднелся вход в просторную гостиную.
Никого из обитателей дома не было видно; Гленран понял, что Даниэль еще не успел преодолеть расстояние, отделяющее его дом от Дворца Инфанты.
— День добрый, воин, — услышав этот слабый, приветливый и слегка удивленный голос, Гленран повернулся и увидел Диану Ферэлли, в углу, в кресле, в тени буйно разросшегося плюща, — красивую пожилую женщину с добрыми спокойными глазами, в которых таились многолетние усталость и печаль. Он вспомнил, что мать Даниэля была чем-то неизлечимо больна.
Воин не успел удивиться отсутствию слуг и тому, что она здесь одна. Он поклонился, уже начиная говорить фразу приветствия, когда необыкновенно быстрое, молниеносное чувство опасности дернуло его тело и против воли бросило в сторону, в стремительный и яростный разворот.
Краем
Мощный удар отбросил тень на несколько шагов назад, согнул ее, словно сломанную ветку, — но даже хрипя от боли и едва успевая разогнуться, атакующий неожиданно быстро метнулся вперед.
Гленран еще успел ощутить удивление самонадеянности этой атаки, соизмеряя привычную мощь своего тела с тщедушностью несущегося на него человека, который так и остался запеленутым в полупрозрачное марево теней, и встретил его двумя ударами своих молотов-рук.
Они ударили, врезаясь будто в камень надвигающейся скалы, и обе кисти рванула острая, взрывающаяся в сломанных костях боль; Гленран не успел даже закричать, когда заметил неразличимо-быстрое движение двух укутанных тенями, размытых рук атакующего, и не сумел парировать блоком верхнюю из них. Он почувствовал легкое касание, полное холода, и разверзающаяся тьма начала поглощать его.
Сопротивляясь ей, теперь уже рыча сквозь стиснутые зубы от боли, Вельх выхватил кинжал, ощущая, как замедлились движения, как по всему телу расползаются слабость и темнота, — и попытался нанести прямой удар тени в лицо.
Та ускользнула, уплыла куда-то за спину, и Вельх Гленран, сильнейший из телохранителей Императорской Семьи, почувствовал, что его обнимают две слабенькие, тщедушные руки, в которых заключена такая несравнимая с человеческими силами мощь, что сила ледяных гигантов севера кажется игрушечной по сравнению с ней; две маленькие ручки сжались, сжатием причиняя резкую боль, и резким рывком развернули Вельха лицом к застывшей от ужаса Диане Ферэлли, которая жалась к стене, пытаясь спрятаться за темно-зеленым плющом.
Сквозь туман и холод, все более завладевающих его телом, воин разглядел страх и безнадежность на ее лице и, собрав все силы, попытался вырваться из объятий врага; но тот не медлил ни одного лишнего мгновения.
Левая рука его сомкнулась на шее Гленрана, пригибая его голову вниз, — сам нападавший был небольшого роста, — а правая обхватила правую воина, все еще сжимавшую его широкий обоюдоострый кинжал, — и убийца с теряющим сознание и силы Гленраном в руках шагнул вперед.
Несмотря на застилающую глаза темноту, телохранитель понял, что собирается сделать ведущая его тварь, и, дико взревев, в последний раз попытался вырваться из маленьких, ломающих его тело рук.
Он извернулся, уже бросаемый убийцей в один-единственный удар, которого этой слабой женщине должно было хватить, и ценой озарившей все тело боли в какой-то степени смог ослабить, чуть-чуть отвести его, но кинжал все же вошел в ее тело, прямо под левую грудь.
Диана Ферэлли вскрикнула, на затылок Вельха обрушился страшный, сотрясший все тело болезненный удар, и тьма окончательно поглотила его.