Врата Победы: Ленинград-43. Сумерки богов. Врата Победы
Шрифт:
А утром на следующий день с наблюдательного поста поступил доклад, что к берегу приближается большая группа кораблей. Мы все ждали, что это тот самый конвой, и сейчас, получив подкрепление, мы отбросим гуннов от Лиссабона, а может быть, и выбьем их из Испании. Ведь нам говорили, что у гуннов не так много сил, а испанцы совсем не вояки – стоит только посильнее нажать на них, как сразу бегут.
Но это были гунны. Когда поступил второй доклад, что подходящие к берегу корабли начали обстреливать порт, я даже не поверил, но с НП все подтвердили, и я сразу приказал включить наш радар и всем занять боевые позиции. А сам связался со штабом – и мне показалось, что дежурный там был сильно удивлен, узнав, что мы находимся на этой позиции и полностью готовы к бою.
Дальше мы сделали то, чему нас учили: ориентиры у нас были заранее установлены, и даже часть была пристреляна. Главной мишенью мы выбрали самый большой корабль – после я узнал, это был старый французский линкор – и не попасть
Сэр, вы даже не представляете, что значит находиться под огнем таких орудий, когда от каждого взрыва сотрясается земля, и тринадцатитонные «Лонг-Томы» летают в воздухе, словно пучок соломы от ветра. Здесь я понял разницу между морской и сухопутной артиллерией: у нас никогда не было и нет таких калибров! Линкор дал по нам целых три залпа, и очень точно, нашу позицию буквально перепахало, как плугом! А когда всё завершилось – в живых осталось едва две дюжины парней, и половина ранены, орудия разбиты все и радар – но лейтенант Корвокат отделался лишь синяками и царапинами, хотя его буквально выбросило из фургона взрывной волной. Из машин уцелел один грузовик и «Додж», так что мы первым делом доставили раненых в госпиталь – а после никто ничего не знал, что делать, была полная неразбериха, на улицах стреляли, эти гунны или французы всё же высадились в порту, и у них были танки! Мы старались держаться вместе, ведь мы пока оставались одним подразделением – вот только пушек для нас не было, пришлось по-пехотному. В ночь на 23 ноября мы снова оказались на берегу, почти в том же месте, где была наша батарея. И положение было уже хуже некуда, гунны заняли Лиссабон и вылавливали уцелевших, причем нередко даже не брали в плен, а убивали на месте – а раненых, захваченных в госпитале, они выбросили наружу, на землю, и проехали танками. Двое моих парней, направленных в разведку, видели это в бинокль с соседнего холма, это был ужас – и там ведь были наши раненые, с батареи! Значит, всё верно было в том русском фильме про фашизм, мы видели его еще в Англии – что для истинного наци любой неариец – это животное, хуже чем ниггер для уроженца Алабамы. И мы твердо решили, что в плен нам сдаваться нельзя.
Русские в таком случае уходили «в партизаны», в лес. Но тут не было лесов, лишь редкие кусты и горы, и местное население, говорящее на незнакомом языке. Я впервые пожалел, что, пробыв в этой стране полгода, так и не научился объясняться с аборигенами, ну кроме буквально десятка слов – так что мы даже еды не могли спросить. И пришлось заняться банальным воровством – в какой-то деревушке мы позаимствовали рыбачью лодку, нас осталось шестеро, мест хватило на всех. Спорили, куда плыть, на север или в Марокко – решили на север, мы всё же не моряки, у берега как-то спокойнее, из всех приборов у нас один компас нашелся. В море трупы плавали в спасательных жилетах – мы, наверное, больше десятка видели за всё время, и это были наши, с того не дошедшего конвоя! Нам повезло остаться незамеченными гуннами с берега и не наткнуться на их катера, мы просто плыли всю ночь вдоль побережья, сколько смогли. Утром нас атаковал пролетающий мимо «мессер», мы не придумали ничего лучшего, чем прыгать в воду и нырять, увидев, как он нацеливается на нас. Но Корвокат был ранен, а Николас утонул – и самое главное, у лодки было пробито дно, она быстро заполнялась водой, а до берега было не меньше мили – так что когда мы, забравшись снова в лодку и втащив Корвоката, затыкали дырки чем попало, выплескивали воду и судорожно гребли, то истово молились Господу нашему, даже те, кто не сильно в него верил. И вероятно, он услышал нашу мольбу – когда с берега нас окликнули, это оказались уже наши…
Итальянцы, сэр? А разве они тоже по нам стреляли? Я совсем не помню этого – ну разве что когда мы уже отъехали, то слышали разрывы тяжелых снарядов где-то в стороне. Такой же морской калибр – теперь я ни с чем его не спутаю. Но мы тогда даже не подумали, что это имеет какое-то отношение к нам.
– Вы так и не поняли, что произошло, майор Смит? Тогда прочтите вот здесь – где этот умник Полански на вопрос, был ли он прежде знаком с морем, простодушно отвечает, что нет, он из Невады, и артиллерист, а не моряк: «Но разве это важно, мишень плавает или стоит на земле?» Он слишком хороший артиллерист, на свою и нашу беду – сумел положить снаряды по навесной точно в палубу этого французского корыта, с пробитием, в машинное отделение! А теперь я спрашиваю вас, Смит, кто виноват, что эта бронированная лохань в двадцать пять тысяч тонн весом потеряла ход точно на фарватере, в самом узком месте, где ее и застал авианалет? В результате вход в порт оказался заблокирован – и конвой, что от него осталось, не мог войти!
Формально вам будет вынесен приговор за неподчинение приказу и драку со старшим по званию. По сути же – за то, что из-за излишнего усердия вашего подчиненного мы все оказались в такой жо…! Победителей не судят – так, я слышал, говорят русские. Только победителей, майор Смит, а проигравших – совсем наоборот!
Так что выбирайте. Или вас отправят в Англию – для вступления приговора в законную силу. Если вы туда долетите – гунны устроили настоящую охоту за транспортными самолетами – но если всё же вы там окажетесь, то можете смело надеяться остаться живым до конца этой войны, хотя и в очень некомфортных условиях и с неприятными последствиями, хе-хе. Или же вам придется повоевать в пехоте, как Поланскому – у нас нет для вас вакансии командира даже батареи, как, впрочем, нет и лишних пушек. А в пехоте потери огромные, особенно в офицерском составе, и всё говорит о том, что гунны вот-вот начнут решающий штурм. И очень может быть, что завтра нас бросят под гусеницы, как в Лиссабоне – а если мы выживем, нам придется еще долго сражаться, пока над развалинами Берлина не взовьется наш флаг, а Гитлера наш расстрельный взвод не поставит к ближайшей стенке. Но ваша воинская честь, а также послужной список, майор Смит, останутся незапятнанными. Так что вы выбираете?
– Конечно, пехоту, сэр!
Атлантика, на широте Лиссабона. Утро 21 ноября 1943 года
В ту Великую войну маршал Жоффр невозмутимо выслушал известие, что немцы на Марне прорвали фронт и идут на Париж. Потому что уже был готов план контрнаступления, отданы приказы, войска приведены в движение, и оставалось лишь молиться и ждать, решая чисто технические мелкие проблемы.
Адмирал Спрюэнс, герой Мидуэя, был также спокоен. Лишившись «Банкер-Хила», «Йорктауна», «Монтерея». А там, куда они шли, творился ад – вчера немцы вышли к морю у Марина-Гранде, и португальский плацдарм оказался рассечен на две части. Но если Седьмой корпус в Порту еще мог держаться, имея к тому же поддержку с воздуха, с английских аэродромов, то положение Пятого корпуса на юге казалось безнадежным. «Если вы не разгрузитесь через сутки, будет поздно! Немцы форсируют реку Тежу. У нас большие потери, кончаются боеприпасы. Первая дивизия, «железнобокие», практически уничтожена. Завтра утром самое позднее танки Роммеля ворвутся в Лиссабон».
Но Спрюэнс, получая эти известия одно за другим, был спокоен. Потому что знал: сегодня вечером эскадра вместе с конвоем войдет в Лиссабонский порт – и весы военной удачи качнутся в другую сторону. А если появится еврорейховский флот, то сначала по нему будет нанесен авиаудар, а затем быстроходное линейное соединение пойдет преследовать и добивать поврежденных, превращая поражение в разгром. И это будет Мидуэй европейского театра войны.
Адмирал Спрюэнс был спокоен – до сегодняшнего дня. Немцы высадили десант прямо в порту Лиссабона – и весь план летел к чертям, разгружать конвой будет негде! Десантников поддерживает огнем вошедшая в бухту эскадра, в составе которой линкор. И генерал Симпсон просит помощи у флота, уверяя, что своими силами исправить положение он не может.
Что ж, это значит, что наша сторона – не белые, а черные, чей ход не первый, а ответный. Придется слегка подкорректировать план, сил должно хватить – пусть осталась лишь одна авиагруппа, зато в ней много опытных пилотов, прошедших Гуадаканал! И эскадрильи с эскортников в поддержку, оставив лишь минимум для ПВО и ПЛО. Всё учтено и рассчитано, у немцев мало бомбардировщиков – хорошо поработал Дулитл три дня назад! Хотя и у нас на юге плацдарма в воздухе полный крах – аэродромы выбомблены, авиации практически не осталось, немцы делают в небе всё, что хотят. Но как известно, сухопутная авиация плохо воюет над морем, так что на удалении от берега преимущество наше. А после тихоокеанских авианосных сражений здешние воздушно-морские баталии вызывали лишь смех!
Также Спрюэнс не мог считать серьезным противником вражеские линкоры. Флот Тиле – это сборная солянка совершенно не сплаванных между собой отрядов – насколько известно, итальянские и немецкие корабли не взаимодействовали друг с другом никогда. И из семи линкоров – грозной силы на бумаге! – лишь один внушает к себе уважение – «Фридрих», бывший «Ришелье». Пожалуй, его можно считать равным «Саут-Дакоте». Итальянцев же можно было вообще не брать в расчет, на Средиземном море они ни разу не принимали бой с британскими кораблями, всегда спешили уйти – Сокотра была исключением, но там слишком уж не равны были силы, будь «Нью-Джерси» на месте старого «Рамилиеса», Спрюэнс не сомневался бы в победе! Ну, а остальные четыре противника были линейными крейсерами, недомерками, коим следует держаться подальше от «больших серьезных парней» вроде «Саут-Дакоты» или «Нью-Джерси». Мы всё же не покалеченная «Айова» под флагом неудачника Мак-Кри – на «Алабаме» и «Дакоте» по-настоящему боевые командиры и экипажи, закаленные сражениями Тихого океана!