Врата Победы: Ленинград-43. Сумерки богов. Врата Победы
Шрифт:
Они накинули на шею Тиле петлю, прямо в кресле – веревка была уже пропущена через крюк от люстры на потолке. И вместе, дружно, потянули за свободный конец. Адмирал захрипел, боли не было, но перехватило горло и стало нельзя дышать. Затем в глазах поплыли красные круги, как у утопленника.
И наступила тьма.
Берлин, рейхканцелярия. Следующий день
Опять предательство?! Лучшего флотоводца Германии, моего «берсерка», убили французы! Истинный германский рыцарь, непобедимый в бою, пал, сраженный подлым ударом в спину! Мы не смогли тебя уберечь – но сумеем страшно отомстить!
И вы говорите, до того эти лягушатники предательски уклонились от боя? В то время как Тиле на своем флагмане дрался с двумя американскими линкорами, они пришли, показались, и не вступили
Измену надо выжигать с корнем! Расстрелять адмирала Дюпена и командиров французских кораблей! А куда смотрели кригс-комиссары? Всех их рядовыми на Восточный фронт! Провести самое тщательное расследование на предмет причастности высшего командования французского флота и французских властей! Решили ударить в спину сражающейся с русскими ордами Германии? Они об этом пожалеют!
Год назад я обещал французам за непокорность режим самой жестокой оккупации. Они решили, что я шучу? Так пусть они это получат!
Берлин, кабинет рейхсфюрера (он же командующий ваффенмарине).
Через час
– Заключенный номер… прибыл.
– Ну, Руди, ты уж прости старого друга. И позволь поздравить с возвращением свободы и чина.
– Генрих, давай без любезностей. И скажи прямо, что тебе снова понадобился мой опыт сыскаря. Что на этот раз случилось?
– Я распорядился, чтобы тебе давали газеты. Что скажешь про убийство нашего «берсерка» Тиле?
– Я так понял, что кого-то уже поймали? Или пока нет?
– Поймать исполнителей – это полдела. Главное – найти тех, кто за ними стоит.
– Подозреваешь заговор? Французы – или наши?
– А вот на это вы, группенфюрер Рудински, и дадите ответ.
– Если рассуждать здраво, собственно макизарам адмирал никак не мешал. Значит – приказ был из Лондона.
– Вот только кому, Руди? Одно дело, если это узкая операция их УСО руками привлеченных маки или собственной агентуры. Второе – если это не одни британцы, но и общефранцузский заговор, в чем уверен фюрер. И он сгоряча отдал приказ немедленно расформировать экипажи всей французской эскадры – а я, как командующий ваффенмарине, не могу такого допустить, поскольку сейчас эта эскадра – практически всё, что осталось от флота Еврорейха! Так что приказ фюрера будет исполнен, но с поправкой – будут изъяты лишь причастные к заговору, которых найдешь мне ты, а не все подряд. Если конечно, этот заговор есть – если же нет, то будет достаточно списка наиболее неблагонадежных и наименее ценных – для показательной расправы. И третье, самое худшее – если в игре кто-то из наших, решивших слить фронт на западе перед англичанами и янки. Такие вот три слоя, три дна – и постарайся нырнуть поглубже, Руди, мне нужно знать, с чем мы имеем дело. Подчиняться будешь мне одному, полномочия у тебя будут самые широкие. Даже сам Модель, который сейчас во Франции всё решает – вместо декоративной фигуры Петена, лишь озвучивающей его волю – может только просить тебя, но не приказывать. Ты только найди – кто?
– Сделаю, Генрих. Если это дела людей, а не поднявшихся богов.
Интервью журналу «Пари матч».
Записано в Париже, 1960 год (альт-ист)
Да, это я, Гастон Сенжье. Участник той самой, «наиболее известной акции французского Сопротивления» – куда уж известнее, после этого фильма! Как видите, совсем не похож на Жана Марэ, сыгравшего там меня.
Количество «Оскаров» – совсем не показатель исторической правды! Не мог я сходить с борта «Страсбурга» после Лиссабонского сражения, поскольку на тот день был дезертиром, живущим в Тулоне по чужим документам – если бы поймали, штрафные батальоны Остфронта – это самое меньшее, что мне грозило. И у моей Мари с Тиле не было романа, и она не терзалась сомнениями, кого предпочесть, меня или его, и что выбрать, патриотический долг или чувство – потому что впервые увидела этого мерзавца всего за час до того, как это случилось. И сам «великий Тиле» вовсе не был похож на древнего викинга, каким он там изображен, гигант безупречной нордической
«Убить Берсерка» – и на афише Мари с мечом в руке? Уверяю, она никогда не держала в руках оружия! Жизнь была для нее, как игра, театр, блеск – она просто не воспринимала всерьез опасности, легко порхала, как мотылек у огня! И то, чем мы занимались, было для нее не больше чем очередная роль – «шпионка в стане врага, как это романтично!» Парадоксально, но это ее выручало – наверное, в гестапо были очень серьезные люди, и они не могли представить, что столь легкомысленное на вид существо может быть хоть сколько-то опасно!
Нашим куратором от британского УСО был «месье Поль». Не знаю его настоящего имени и звания, он безупречно говорил по-французски, и по виду и манерам был как настоящий француз. Он уже был с «доком» Андре, когда я и Мари присоединились к группе. Но это был британец, знаю достоверно. Как – из очень напряженного разговора, как раз перед тем делом. Когда он передал нам приказ – и ясно было, что после все мы, скорее всего, погибнем, ведь гестапо будет очень тщательно искать виновных, а скрыть следы почти невозможно! В то же время мы уже слышали про британские планы после взять с нас огромную контрибуцию, а возможно, и установить свой оккупационный режим, и Андре спросил, ради чего нам идти на смерть – чтобы сменить немцев на англичан? Но «месье Поль» не уклонился от ответа, а честно сказал: «Разве Британия не является пока единственной европейской страной, непримиримо воюющей с немецким фашизмом, единственным островом света в океане тьмы, и несущей тяжелые потери, терпящей огромный урон? Разве не справедливо, что все прочие, поддавшиеся злу, хотя бы возместят Британии эти затраты, вместе с расходами на свое освобождение? Но если Франция восстанет и присоединится к стороне добра, это обязательно будет зачтено – и эта акция нужна прежде всего нам, чтобы показать, что и по эту сторону Пролива злу служат не все». – «Вы рассуждаете как проповедник», – заметил Андре. «А разве эта война не является чем-то большим? – ответил англичанин. – Битва, где решается судьба всей мировой цивилизации, фашизм или демократия, гнет или свобода!»
Наверное, «месье Поль» был священником, миссионером в той, довоенной жизни. Как это было давно!
Я вспоминал, как мы ездили с Мари на Ривьеру летом тридцать девятого. Последний раз мы были счастливы вместе. Ей нравилось быть в центре внимания – помню, как она ответила мне, когда я делал ей выговор по поводу кого-то из ее поклонников: «Если хочешь, вызови его на дуэль, а я посмотрю на это зрелище!» Но она всегда возвращалась ко мне. И всё же была патриоткой – «прекрасная Франция» была для нее не пустым звуком!
Она и была центром нашей группы. Хотя командиром был Андре. Еще в группе были Марселец, бывший матрос; Иван, русский, бежал из лагеря пленных, кажется, летчик, и я не знаю его подлинного имени, мы звали его так; еще Легионер, действительно отслуживший в Иностранном легионе; а также Фернандо, Родриго и Исабель – двое парней и девушка, испанцы, у них были какие-то проблемы с режимом Франко после их гражданской войны. Нет, радиста у нас не было – мы передавали всё Андре, а он «месье Полю» во время его приездов в Тулон. И основную информацию добывала Мари, а мы были на подхвате. Я даже не мог у нее появляться открыто, ведь по документам я был совсем не ее муж – лишь иногда, не чаще чем раз в месяц или два… Потому я ждал, когда мы, выполнив приказ, должны наконец будем бежать из Тулона. В Швейцарию – и будем жить там до конца войны, а затем долго и счастливо, пока смерть не разлучит нас. Мы были молоды и верили в лучшее.
В тот день мы собрались все в доме Мари. Родриго с Исабель изображали влюбленную пару снаружи, на улице, а мы шестеро ждали в квартире этажом выше. «Месье Поля» не было, он никогда не ходил с нами на акции, лишь передавал приказы, а после принимал рапорт. Мы слышали, как все подъехали, сначала зашли гестаповцы, осмотрели внизу – и поднялись к нам, позвонили в дверь. Тут выглянула соседка напротив, мадам Тарваль, и сказала, что «это квартира месье Дефанжа из интендантства (на это имя были документы у Андре), но сейчас он в отъезде, там никого нет». Она отвечала искренне – мы зашли с черного хода и сидели тихо, не зажигая свет. Милейшая старушка, чуждая войне и политике – я узнал, что ее после арестовали и отправили в концлагерь, всего лишь за то, что она невольно выручила нас!