Времена года 4. Мир Зимы
Шрифт:
Мира повернулась к нему. Много чего она могла ответить ему и колкого, и острого, и ядовитого, но, наверное, права была Люся, когда говорила, что она слишком его любила и слишком многое ему спускала, и вместо слов, Мира просто встала, сняла сапоги, штаны и взялась за пуговицы на рубашке.
Валера удивленно вскинул на нее взгляд, но шаловливый огонек в нем уже разгорался. Раздевшись следом за Мирой, он плотоядно облизал губы.
Мира присела и взяла в рот возбужденный член, от первых же касаний языка налившийся еще большим желанием. Опытными
– Нет, василек, – заскулил страж, безвольно рухнувший на кровать, – только не сверху! Я так долго не выдержу!
– Куда ты денешься?! – отрезала Мира и оседлала его, забыв про Феклу и обещание помочь ей.
Ужин прошел быстро и весьма скромно по обычным для Бастиона меркам. Командир загнал стражей настолько, что они даже есть не могли, что было очень показательно.
Едва переставляя ноги после тренировочного дня, стражи еле сидели на скамейках, мечтательно поглядывая на лестницу, до которой не знали, как доползти, чтобы попасть в спальни и, звездочками растянувшись прямо на полу, отрубиться.
Сам же командир, на спех поев, ушел по каким-то делам за пределы крепости. Мира, основательно переварив, как ужин, так и то, что он предстал перед ней несколько в ином свете, провела его взглядом.
Отчасти она, конечно, сама была виновата в том, что идеализировала его и вовремя не выставила разумных границ личного пространства, ведь то, что Климу она была обязана жизнью, не делало эти границы в принципе не нужными.
Однако, несмотря на его выходку и даже выходки, Мира не могла не признать, что границы между ними были и выставила их не она, а он потому, что все-таки был джентльменом в отличие от некоторых вонючек, оставивших ей отвратительный засос на шее и не только там, и преспокойно сваливших по своим делам.
– Фекла, прости, я немного задержалась… Фекла?!
Мира подбежала к подруге, перегнувшейся через окно и жадно вдыхавшей свежий воздух.
– Не могу… – проревела она, дрыгая ногами, пока Мира пыталась втащить ее обратно на кухню, по температуре вполне способной отбить лидерство у ада. – Не могу больше…
– Господи, Фекла! – Мира, которой все же удалось втащить подругу в помещение, поднесла к ней кувшин с водой. – Скажи, что не можешь. Я все-все сделаю!
То ли в шоке, то ли не в себя от радости Фекла вылила воду себе на голову и невидящими глазами посмотрела на Миру.
– Торт… Надо… крем… Это… коржи…
– Иди отдыхай! Я займусь! – заверила ее Мира, как-то и не вникнув в суть проблемы, кроме как той, что подруге просто необходимо было прилечь и остыть.
Спровадив Феклу из кухни, Мира пробежала глазами кухонное пространство, ни чем кроме длинного клочка туалетной бумаги с кучей корявых заметок, не выдавшее намерений поварешки.
– И чем она только занималась здесь весь день? – озадаченно пробормотала Мира. – Печку, что ли растапливала и только?
Ознакомившись с заметками на туалетной бумаге, Мира поняла, что в очередной раз проявив отзывчивость и доброту, ввязалась в очень скверное дело, так как Фекла, как оказалось, вовсе не шутила и не бредила, говоря про торт.
Торт. Торт. ТОРТ.
– Вот же… засада! – выругалась Мира.
Ну, и чего теперь было делать? Не идти же было к подруге, и говорить, что произошло недоразумение и ей срочно нужно куда-то… ммм… куда-то нужно было, короче?!
Напомнив себе про несчастную Феклу и то, что по жизни она не любила сдаваться, Мира закатила рукава рубашки и, соорудив на голове пучок, закрепила его лежавшим на столе карандашом.
Перечитав несколько раз рецепт торта и, оценив старую печь, для которой тем еще челленджем были котлеты и блины, Мира отметила про себя две вещи: во-первых, в рецепте было столько сахара, что одно место вероятнее всего у любого, кто его съест, слипнется после первого же кусочка; во-вторых, она сдохнет на той кухне.
Фекла, вторая по юности после Миры служительница братства, была на редкость запасливой девушкой, имевшей в своем кухонном арсенале такие продукты, что оставалось только гадать, откуда они могли взяться в построенной в обход цивилизации крепости, в которой не было даже приличного толчка. Но не это удивило Миру, решившую начать с крема, как наличие спелой и даже на вид сочной клубники, благоухавшей летом и солнцем в кладовой.
Даже, чтобы каждому стражу в крепости досталось по порционному кусочку торта, крема и коржей нужно было намеренно. Фекла же из соображений прожорливости своих коллег решила утроить пропорции, что еще больше убедило Миру, что живой с той кухни она не выйдет.
– Ну, и на фига ей тот торт сдался? – пробормотала она.
С горем пополам сварив в огромаднейшей кастрюле крем, Мира, едва не заработав себе геморрой, поставила ее на каменный пол остывать, замесила шоколадное тесто для коржей и, поставив выпекаться первый из огого-количества, перетерла клубнику.
С переменным успехом обжигая руки и чертыхаясь в адрес несправедливости бытия, Мира потеряла счет времени, а потом и вовсе перестала что-либо чувствовать, обмазывая перетертой клубникой и кремом уже остывшие коржи, которые она выкладывала на застеленный фольгой стол, стыкуя их один с другим, чтобы получился один большой прямоугольник.
– Мира?! Что… Что ты делаешь?
– А на что это похоже? – без выражения ответила она вопросом на вопрос, вскользь посмотрев на стоявшего в недоумении Клима.
– Зачем?.. – Командир удивленно пробежал глазами кучу грязной посуды, почти торт и свою потную и румяную протеже, больше напоминавшую робота, чем человека.
– Фекле плохо стало, – ответила Мира, отложив в сторону ложку для обмазки. На окне остывал еще один корж, а печь доводила до готовности уже последний. – Я согласилась ее подменить, – добавила она, смахнув со лба капельку пота.
Нереальное количество коржей и без того весь день горящая печь нагрели кухню до предела и даже открытое настежь окно не помогало.