Времена и нравы (сборник)
Шрифт:
Третий дедушка Го Юня умер от инсульта, но не сразу – одиннадцать дней пролежал и только потом испустил дух. Когда Го Юнь с родителями пришли в дом дедушки, того уже одели, на пол насыпали песок, сверху кинули бамбуковую циновку, постелили хлопчатобумажную простыню, на которую уложили на спину покойника. Лицо его накрыли носовым платком, под голову положили петуха, сделанного из ткани, черные полотняные сапоги, острые концы которых торчат вверх, казались огромными и были сшиты между собой красной нитью. Тело старика накрыли черным саваном долголетия с вышитыми на нем разноцветными шелковыми нитями чудовищами, ликами людей и причудливыми цветами.
Хотя родные и знали, что старик при смерти, и уже подготовились, но, когда все произошло, начался хаос. Туда-сюда сновали люди, причем сплошь пожилые. Старика в последний путь провожали такие же, как он, старики, и все
Поскольку старик уже справил семидесятилетие, то в деревне это считалось «радостными проводами» [9] . Дочерей у старика не было, поэтому несколько его невесток поголосили немного и успокоились. Во время заупокойной службы им еще придется поплакать. Есть кому плакать или нет – это не такой уж важный вопрос, важнее всего, что в день похорон некому было выносить гроб. Гроб заполняли известью, чтобы поднять его, требовалось шестнадцать молодых крепких парней. Но все парни уехали на заработки, в деревне остались только старики и дети. Семья покойного пригласила несколько парнишек возраста внуков старика, но по правилам они могли лишь оплакивать умершего, а гроб носить им не полагалось. Если и впрямь не получится найти подходящих людей, то придется нанимать на стороне.
9
Так говорят о похоронах долгожителей.
Целое поколение деревенских парней разъехалось, даже гроб нести некому, приходится нанимать посторонних носильщиков за деньги, вот ведь позор!
Го Юнь приходился покойному внучатым племянником и вообще-то тоже должен был оплакивать старика, но раз гроб нести некому, то придется ему. Роста он был невысокого, да и не слишком сильный, а нужно такой тяжеленный гроб тащить до кладбища – настоящее испытание для него.
Во время похорон обычно спокойная деревня Хуанбаобао оживлялась: играли на сона [10] , били в барабаны, запускали петарды и обустраивали погребальный зал, где выставляли гроб с покойником. Особенно старались даосы: они, облачившись в черные даосские одеяния, окружали гроб и совершали заупокойную службу, размахивали мухогонками, распевали песни, дарующие душе утешение. Только что человек был в мире живых – и вот он уже в мире мертвых. Пели-пели, и тут у одного молодого даоса зазвонил мобильник, он отошел в сторонку ответить. Еще кто-то умер, привалила работенка, их пригласили пойти отслужить заупокойную.
10
Сона, или заморская флейта, – китайский язычковый духовой музыкальный инструмент.
Проститься в основном пришли старики; когда видишь, как одни старики провожают в последний путь другого старика, то становится грустно. Даос спел: «Огонь не может полностью сжечь траву, весенние ветры снова дают ей жизнь» [11] ; «Утренним дождем в Вэйчэне чуть пыльца увлажнена. Зелены у дома тени, свежесть ив обновлена» [12] . Танские стихи превратились здесь в скорбные траурные песни.
Го Юнь встретил много родственников. С младшей двоюродной сестрой Го Цзин они вместе росли, Го Юнь был ее старше, но поскольку пришлось на два года бросить школу, то они доучивались в средней школе вместе. Они оба хотели поступить в профтехучилище, но провалились на экзаменах. Го Цзин как увидела его, так сразу прицепилась:
11
Строчка из стихотворения танского поэта Бо Цзюйи.
12
Строчка из стихотворения танского поэта Ван Вэя в переводе Ю. К. Щуцкого. Ива упоминается здесь как символ прощания, поскольку существовал обычай при расставании ломать ивовые ветви. Собственно, и само стихотворение посвящено прощанию с другом.
– Говорят, у тебя там девушка появилась?
Го Юнь отнекивался, но Го Цзин не отставала:
– А я слышала, что появилась. Почему не привез ее сюда познакомиться?
Го Юнь глянул на сестру и понял, что она хитростью выманивает ответ, но не рискнул проговориться, а потому упрямо твердил, что никакой девушки нет. Сестренка увидела, что он не особо расположен к разговорам, повернулась и ушла по другим делам. Она тоже заработала на юге кое-какие деньги. Да, женщины тоже могут подзаработать, только деньги эти почти всегда «грязные». Однако в деревне уже привыкли и не осуждают, как говорится: «Только в развитии непреложная истина» [13] ; и в деревне считали, что самое главное – вернуться домой с деньгами, а остальное уже неважно.
13
Крылатая фраза Дэн Сяопина, китайского политика и реформатора.
Один двоюродный брат, увидев, что приехало столько родственников, решил воспользоваться этой возможностью для постройки дома, а то потом все разъедутся, трудно будет найти помощников. Он решил класть фундамент на следующий день после похорон третьего дедушки. Го Юня тоже позвали. Брат сказал, мол, если ты не торопишься уехать, то помоги мне пару дней, когда сам будешь строить дом, я тебе тоже помогу. Го Юнь, разумеется, согласился. Хотя погода стояла жаркая, ранний рис уже давно собрали, поздний рис поспевал, и наступил перерыв в сельскохозяйственных работах. Самое время строить дом. В деревне строительство дома – большое событие, не просто близкие родственники приходили помогать и поздравлять, но и все дальние тоже, если на важное событие собирается мало людей, то это плохое предзнаменование.
Во время трапезы зрелище было грандиозное: под временным бамбуковым навесом обустроили глиняный очаг, на который поставили такой огромный котел, что в нем можно было целиком сварить свинью. Дрова из корней дерева горели багряным цветом, легкий дымок вился в воздухе над деревней, а над котлом пар поднимался, словно облако, и быстро рассеивался под навесом. Родня расставила больше десяти узких столов, которые ломились от угощений, без конца запускали петарды, постоянно прибывали все новые и новые дальние родственники, которые тоже отбивали поклоны перед гробом. Похороны действительно чем-то напоминали свадьбу [14] .
14
В Китае похороны принято проводить с размахом, наравне со свадьбой. Существует даже выражение, которое дословно переводится как: «красное и белое счастливые события», т. е. фактически свадьба и похороны поставлены в один ряд.
8
Го Жуйжэнь, Лун Шанъин и Чжан Тун отправились в Гуанчжоу, и все расходы на поездку целиком взяла на себя редакция газеты.
В дальний путь старики оделись поофициальнее, Го Жуйжэнь поменял бессменную старую фуражку на новую, которую привез Го Юнь, а брюки из грубой ткани подпоясал красной веревкой. Лун Шанъин скинула старые пластиковые шлепанцы и надела новые армейские ботинки, а на пояс повязала белое полотенце. На самом деле ничего нового они не нашли, красный жакет, купленный Го Юнем, матери было жалко, и они оделись с ног до головы в старую холщовую одежду.
Го Жуйжэнь отыскал домовую книгу, вытащил из кармана старую ручку, дрожа поднес ее ко рту, послюнил стержень, а потом дрожащей рукой вывел: «Несчастный сыночек мой Юнь, папа с мамой приехали, покойся с миром». Иероглифы получились кривыми, почти неразборчивыми. Когда старик дописал иероглифы, слезы ручьем хлынул из глаз. Он спрятал домовую книгу, сложил в клетчатый баул кое-какую старую одежду и позвал благоверную.
Их троих пришли проводить несколько односельчан и, утешая, проводили аж до края деревни. Когда они проходили мимо чужих дворов, старики выходили, прощались, желали доброго пути.