Времена не выбирают
Шрифт:
– По пустякам не тревожить, – приказала она вычислителю и медленно прошлась по кабинету, собираясь с мыслями.
– Запись с изображением, – сказала она, наконец, и тут же лучезарно улыбнулась. – Привет, Макс!
Следующие полчаса она говорила с Максом. Возможно, это будет последнее, что от нее останется, и Лика хотела, чтобы Макс увидел и запомнил ее именно такой: веселой, беззаботной, красивой…
«Прости, Макс, любимый! Прости…»
Впрочем, могло случиться и так, что Макс никогда не получит от нее и этого, последнего письма. Вероятности…
«Как карта ляжет». Лика завершила письмо к Максу и несколько минут стояла молча, «тупо» глядя на мозаичное
Впрочем, тогда он еще ничего не знал.
«Или уже знал?» Она непроизвольно провела ладонью по чуть округлившемуся животу и грустно усмехнулась.
Возможно, знал. Просто Макс такой… Заочный разговор с тем, кого она любила так, как никого в жизни не любила – «И уже не полюблю», – отнял у нее слишком много сил. На самом деле Макс действительно был для нее единственным, в том простом смысле, что он был первым, кого полюбила она сама и чья любовь неизменно вызывала в ней отклик, такой сильный, что в это трудно было поверить. Единственный. Первый и последний. И не потому последний, что, возможно, скоро она умрет, а потому, что полюбить так, как его, Лика уже никого не сможет. Как Вашума – возможно. Как синеглазую Ё – может быть. Как Макса – никого и никогда.
Потом она как будто очнулась, тряхнула головой и огляделась вокруг. Взгляд непроизвольно задержался на счетчике времени. Тридцать шесть минут. «Как бежит время! И куда же оно так бежит?» Увы, времени действительно оставалось мало, но не все дела еще были сделаны. Она подошла к столику для напитков, плеснула себе немного виноградной водки – действительно немного, – выпила и, закурив очередную пахитоску, устроилась за своим рабочим столом. Теперь она начала диктовать приказы и распоряжения, пояснения к завещанию и короткие личные письма тем людям, кому обязана была сказать хотя бы несколько слов, если уж так вышло, что у нее нашлось для этого время.
«Простите меня все! И… прощайте? Очень может быть».
Запись закончилась, но она еще посидела немного в своем удобном кресле, за своим замечательным, вырезанным из цельного куска горного хрусталя столом, рассматривая из-под полуопущенных век свой «интимный» кабинет. «Чуу» было жаль до слез, но яхта в любом случае обречена. Еще больше жаль было Лике людей, ее людей, тех, кто служил королеве Нор верой и правдой, кто отправился с ней – из-за нее! – на эту «прогулку», обернувшуюся войной и смертью. Жаль было всех – и тех, кто остался прикрывать ее спину в системе Утконоса, и тех, кто сейчас находился с нею на борту идущего в свой первый и последний бой корабля. Однако больше всего – действительно до слез, до сердечной боли – жаль было служанок. Эти бедолаги уж и вовсе ни при чем.
«Даст бог, выкарабкаются, – подумала она, закрывая тему. – И Той'йт не без добрых людей».
Лика снова бросила взгляд на виртуальный счетчик времени, маленькая проекция которого всегда висела прямо напротив ее рабочего стола. Внутреннее ощущение времени ее не обмануло – пора.
Оставались сущие пустяки. Она приказала вычислителю сделать пять копий записи и четыре из них тут же ввести в блоки-накопители аварийных ракет, а пятый заложить в компакт гвардейского образца. Слева на столешнице, где под украшенной ледяными узорами поверхностью угадывалось размытое искристо-белое уплотнение встроенной аппаратуры, открылся лоток, и Лика взяла из него крошечную металкерамитовую капсулу с письмом. Подержав ее секунду в руке, она спрятала компакт в карман и, открыв люк в полу, спустилась
«Ну вот и все. – Она бросила взгляд в огромное – в полстены – зеркало и усмехнулась. – Поиграем в „Зарницу“.
Шлем Лика пока не надевала, оставив его висеть за спиной, но два штурмовых разрядника вставила в набедренные кобуры, предварительно – «Спасибо, Витя, за науку!» – проверив обоймы. Секунду поколебавшись, она добавила к ним офицерский бластер, расположив его по-гвардейски – поперек живота.
«Простите, родные!» Но думать о детях, которым, возможно, не суждено было уже родиться, она себе запретила. Это было единственное, о чем она не могла думать вообще, просто потому, что…
«Все! – сказала она себе, закрывая тему. – Все!»
Лика вернулась в спальню, быстро прошла к лифту и уже через две секунды была в королевском салоне на седьмом уровне.
Сто восемь минут и тридцать шесть секунд.
«Мне положен значок „Юный турист“ или ГТО, но что-нибудь мне наверняка причитается».
– Привет, – сказала она, появляясь в салоне.
– Виделись, – великолепно спародировав голос и интонацию Виктора, оскалился Меш.
В салоне за прошедшие два часа ничего не изменилось, и, если бы Меш и Риан не оказались сейчас одеты в боевые доспехи, можно было бы подумать, что они отсюда и не уходили.
– Держи. – Лика протянула Мешу капсулу компакта. – На всякий случай.
– Взаимно, – «улыбнулся» Меш, одной рукой принимая компакт Лики, а другой протягивая ей свою собственную капсулу с посланием.
– Договорились. – Лика без каких-либо эмоций приняла компакт Меша, расстегнула боковое крепление и засунула его в карман под броню. – Прощаться не будем.
– Как скажешь. – Он повернулся и, не добавив ни единого слова, пошел прочь. За ним так же молча пошла Риан, но на пороге остановилась на мгновение и оглянулась. Их глаза встретились.
«Все будет хорошо!» – сказали глаза Лики. Во всяком случае, это было то, что она хотела сказать.
«Будь сильной и ничего не бойся, – сказали глаза девочки. – Ты Барс!»
Риан отвернулась, шагнула через комингс, и плита люка закрылась за ней, скрыв от Лики и девочку и ее отца.
Глава 6
ВАЛЬКИРИЯ
В своих предположениях Лика не ошиблась. Двадцать семь минут назад «Атр» прошел отметку «200», но огня не открыл. Напротив, вот уже четверть часа с упорством, достойным лучшего применения, с крейсера передавались вежливые призывы к яхте – бортовые знаки «Трезубец прима-один» – лечь в дрейф и приготовиться к приему «спасательной команды». Больше всего Лике понравился именно этот эвфемизм. Спасательная команда, ну надо же!
«Интересно, – думала она, слушая „добрый“, отеческий голос штатного увещевателя. – Кто это придумал? Кого, прости господи, они собираются спасать и от чего?»
– Не отвечать, – приказала она сразу же, как только на яхте начали принимать передачу с крейсера, и теперь «Чуу» продолжал свой безнадежный бег в гордом молчании. Или презрительном? А может быть, таинственном?
«Неопределенность… Да, в этом определенно что-то есть».
Лика закурила очередную пахитоску и посмотрела на ситуативную проекцию. Судя по всему, это была последняя пахитоса, которую ей удастся выкурить, хотя бы потому, что через три минуты придется надеть шлем.