Времена не выбирают
Шрифт:
– Правильно-то правильно… – Выражение лица у подававшего ей фарфоровую чашечку Макса было сейчас совершенно серьезным, задумчивым. Смеялись только глаза. – Но я вот думаю, не развалим ли мы совместными усилиями твою чудную яхту. Резонанс, знаешь ли, страшная вещь.
– Не думаю, – в тон ему ответила Лика и пригубила водку. Волна сладкого огня ударила по нервным окончаниям и, подхваченная верным Золотом, пошла гулять по разнеженному любовью и горячей водой телу. – Не думаю. Вряд ли у нас совпадет ритм. О гостях ничего?
– Ничего, – поморщился Макс. –
Лика обратила внимание на слово «тати» и в очередной раз задумалась над тем, что русский язык Макса в последнее время явно усовершенствовался. Интересовало же ее не это, а то, брал или нет Макс уроки у адаптивного комплекса. Просто любопытно было, но прямо спросить об этом самого Макса она почему-то стеснялась.
– Дай мне, пожалуйста, пахитосу, – попросила она вслух. – Значит, ты уверен, что их несколько.
– Да, – кивнул он и, достав из кожаного портсигара пахитосу, прикурил ее от зажигалки и передал Лике. – Даже если в первый раз был только один, то вчера прибыли как минимум еще двое.
– Что значит «как минимум»? – На сердце стало тревожно, но показывать это Максу она не хотела. Он и так нервничает, зачем же нагружать его еще больше?
– В шесть утра по среднеевропейскому времени кто-то пришел, – сказал Макс и выпил свою водку. – Где-то в Центральной Европе. Точнее не скажу.
Он взял со стола свою трубку и стал набивать ее ароматной смесью, которую хранил в кисете из мягкой кожи.
– Около восьми вечера – второй. – Он пожал плечами и закурил.
– Тоже в Центральной Европе, – угадала Лика.
– Да, – кивнул Макс. – Просто проходной двор какой-то, честное слово!
– Центральная Европа, – повторил он и выдохнул табачный дым. – Европа… При этом я определенно знаю только то, что это не одно и то же место. И это все. Вернее, почти все, потому что вчера ночью тоже что-то такое было, но я спал и со сна не сразу сообразил, что происходит. Так что или да, или нет, но если да, то где именно, я не знаю.
– А?.. – Она даже не стала завершать вопроса, он и сам ее понял.
– Нет, – покачал он головой. – Я же тебе сказал, это был адаптивный шок. Теперь все происходит почти безболезненно.
– Четверо, – задумчиво сказала Лика. – Как минимум четверо. И все в разных местах. Действительно, проходной двор какой-то!
– Еще вопрос – почему? – Макс прошелся вдоль стены, на которой среди морских трав вели свой хоровод юные любовники. – Что такое могло случиться, чтобы они полезли к нам все разом и именно теперь?
– Скажи, Макс, – она любовалась им, следя за его плавными, но таящими в себе великолепную мощь движениями. Однако думать это ей не мешало. – Почему ты тогда сразу подумал именно о Стране Утопии?
– Умная ты женщина, – улыбнулся ей Макс, а улыбка у него была такая, что она сразу же начинала таять, попадая в ее свет. Таять и загораться. И все-таки пока у нее еще были силы сопротивляться природе, но времени, как она чувствовала, оставалось совсем немного, и разговор следовало закончить до того, как Барс полностью овладеет ее сердцем
– Умная ты женщина, – сказал Макс. – Умная, памятливая и… опасная. Когда ты на меня так смотришь, я забываю не только о чем говорил, но и слова человеческой речи.
– Не увиливай, – попросила она, нежась в сиянии его улыбки, содрогаясь от прикосновений его взгляда.
– Ну что тебе сказать, – развел он руками. – Видишь ли…
Он все-таки сбился с мысли, когда их глаза встретились и заглянули друг в друга. Казалось, душа раскрылась перед другой душой… Но Лика неимоверным усилием взяла себя в руки и не дала себе уйти в нирвану. По-видимому, Макс ее понял и своего рассказа не прервал. И правильно сделал. Начал, говори до конца!
– Видишь ли, – повторил он. – В общем, я сначала должен попросить у тебя прощения, что не рассказал сразу, но мы с Витей решили отложить это на потом, и, как видно, зря. Но ты же знаешь, «Der Saufer schlaft seinen Rausch aus, der Tor aber nie». [34] Вот и мы с Витей, как он любит выражаться, лопухнулись.
34
Пьяный проспится, дурак никогда (нем.).
– А конкретнее? – спросила она, из последних сил держа себя в руках.
– Конкретно, когда мы сели на поезд в Берлине… – Лика сразу поняла, о каком именно Берлине он сейчас говорит. – Мы там купили свежие газеты, как ты понимаешь. Вечерний выпуск. – Макс вернулся к столику и разлил водку по чашечкам, даже не спросив – как делал обычно, – хочет ли Лика выпить. Но сейчас все было понятно без слов.
– Там в половине газет, – сказал он, подавая ей чашечку, – и на русском и на немецком появилась очень странная реклама. Многозначительная, я бы сказал, реклама. Утром ее еще не было, мы потом проверили.
Макс выпил свою водку и бросил быстрый взгляд на кувшин, но от новой порции все-таки воздержался, лишь плавно пыхнул трубкой.
– Реклама большого формата, – продолжил он. – Не заметить трудно. Целый разворот. А на нем… Реклама водки «Утес». Бутылка водки, на которой крупно написано «Утес», видимо, чтобы никто не ошибся, и утес же изображен, в смысле скала посреди бушующего моря, и большая хрустальная рюмка с другой стороны страницы. И написано буквально следующее: «Утес хрусталю: поговорим!»
– Вас пригласили к диалогу, – констатировала Лика.
– Несомненно, – кивнул Макс. – И шесть номеров телефонов… Но дело ведь не в этом, а в том, как они узнали?
– У них тоже есть «Медуза»? – предположила Лика.
– Возможно, – согласился Макс. – Если есть две, почему бы не быть еще одной.
– Их семь, – тихо сказала Лика, только теперь вспомнившая этот кусочек из своего сна наяву, случившегося «по ту сторону ночи». – Семь Звезд, семь Ключей.
– Семь Звезд Высокого Неба? – удивленно спросил Макс. – Семь колодцев…