Времена огня и погибели
Шрифт:
Мордред тонко, изысканно улыбнулся:
– Государь, - сказал он негромко, так, что окрестные рыцари не слышали его слов, - приберегите свой гонор. Я спасаю честь государства, и это прекрасно известно вам. От Кента до Стены Адриана простонародье в тавернах и на рынках смеется о монархе, чьей женой овладел его ближайший вассал. Вы были слишком добры к Ланселоту и не казнили, когда пошли первые слухи о его измене. Эта слабость оказалась преступной. Если сейчас вы останетесь на троне - быть на следующий год мятежу. Уступите корону мне - и я сохраню Логрию
– Ты не за этим восстал, - Артур почувствовал, как привычный уже гнев вновь разгорается в нем. Прежде этот гнев звал его в бой - и приносил победу.
– Не о единстве страны ты печешься, - продолжал король, глядя в лицо, так похожее на свое собственное, будто смотришь в старый портрет.
– Хотел бы ты порядка и мира - мы бы призвали к нему всех бунтарей. И не с такими врагами справлялись, обуздаем и этих. Власти ты хочешь для себя лично, а все прочее - просто слова, которыми ты стремишь себя оправдать.
Мордред не переменился в лице. Годы, проведенные при дворе, среди интриг и борьбы аристократии за влияние, научили его сдержанности. Если живешь с клеймом бастарда - привыкаешь держать удар и не выказывать чувств. Он лишь едва заметно качнул головой:
– Возможно, мой государь. Возможно. Я сообщу лишь одно - вы слабы, а я стал силен. Когда вы явились в Камелот и свергли правившего там тирана, народ приветствовал вас. Теперь настало время и для моей славы. Сдадитесь добровольно - и будете изгнаны. Арморика или Эрин охотно вас примут.
Мордред говорил вежливо, оставался учтив. Он был умен, этот опытный царедворец, решивший занять престол. Амбиции и обиженная гордость руководили им, честолюбие сделалось непомерным. Сотрясший королевскую семью скандал побудил его к решительным действиям. Сейчас, собравший армию и нашедший союзников, он был уверен, что сумеет победить. Его собственный неотесанный, грубоватый отец, принесший мир в прежде истекавшую кровью страну, но так и оставшийся в глубине душе рубакой с большой дороги, чуждым утонченности и этикета, казался Мордреду пережитком прошлого.
Артур обнажил Экскалибур. Поймал на острие солнечный луч. Владыка Британии почувствовал себя драконом, готовым сейчас расправить крылья и испепелить противника губительным огнем. Этот диковинный зверь изображался на его гербе - и неспроста. Причины у этого были.
Король вспомнил молодость. Вспомнил, как с победой вступал в Камелот, окруженный ликованием толпы. Вспомнил, как одолел саксов у горы Бадон - а потом заключил с ними мир, что продержался два десятка лет и привел к процветанию обоих народов. Вспомнил, как истребил беззаконие на доставшихся ему землях. "Это была хорошая жизнь, - подумал Артур.
– Не страшно, если в этот день она оборвется. Я сделал, что мог".
– Хочешь мою корону, - сказал Пендрагон, улыбаясь сыну в ответ, - сними с моей головы.
Была битва. День утонул в крови. Конские копыта вытоптали травы на поле Камланн. Рыцари убивали друг друга и умирали, тело к телу легли на равнине бездыханными германец и кельт. Простолюдинов и аристократов, уроженцев запада и востока - всех уравняла меж собой смерть. Пали почти все, кто сидел в прежние дни за Круглым столом - Борс и Эктор, Агравейн и Гарет, Пеллеас и Ламорак. Полегли и мятежники, сплотившиеся на стороне узурпатора. Армии истребили друг друга в сече настолько безжалостной, что подобных ей не было на британской земле до самой битвы при Гастингсе, когда герцог Вильгельм сверг последнего из саксонских королей.
На закате дня встретились в поединке Артур и Мордред. Поединок меж отцом и сыном выдался страшным. Всю свою силу вложили оба в этот бой. Пронзил насквозь длинным крепким копьем сэр Мордред своего коронованного отца, пробив ему щит и доспехи. Но и Артур не выпустил Экскалибура из рук и на последнем дыхании поразил им сына в голову. Тяжело рухнули оба на землю и вскоре испустили дух. Умерли они рядом, смотря друг другу в глаза.
Вскоре после этого сражение закончилось - по причине гибели обоих предводителей. Меньше трети осталось от армий, собравшихся утром на Камланнском поле. Уцелевшие командиры договорились о перемирии - чтобы собрать выживших и предать земле мертвецов, а после рассудить, как действовать дальше.
Наступила ночь - сэр Кай и сэр Бедивер остались на бдение возле тела Артура Пендрагона. Лишь они оба выжили из всех ближайших сподвижников короля. Павший в бою монарх лежал на носилках, поверх груды щитов, глаза его были закрыты, а руки - сложены на груди, сжимая Экскалибур. Боевых доспехов с него так и не сняли. Два рыцаря сидели рядом с телом погибшего. На равнине поодаль горели костры - то собрались солдаты обеих армий, потерявшие смысл сражаться. Сейчас там, наверно, пьют вино и веселятся, по случая перемирия не деля всех вокруг на друзей и врагов. До какой поры такое продлится - сложно сказать.
Завтра процессия с телом Артура отправится в аббатство Гластонбери - предстояли похороны, на которые съедется знать со всей Британии. Уже там разгорятся споры, кому занимать опустевший трон. Единственный ближний родич короля пал от его собственной руки, и теперь каждый из лордов захочет сесть на престол в Камелоте. Они примутся собирать новые армии, бросая их в бой. Война за власть, начатая Мордредом, вряд ли закончится с его гибелью - она продлится еще долгие годы. Порядку, который Артур Пендрагон создал, наступил конец.
Кей старался не думать об этом. Время для тревог еще настанет. Сейчас хотелось забыться. Он пил вино, из одной фляги с Бедивером на двоих, глядел на звезды. Близился май, и ночь выдалась теплой. Рыцарь не только снял доспехи, но и расшнуровал рубаху до середины груди.
– Скверно вышло, - сказал он.
– Говорил я ему - одумайся.
– Что толку, - сказал Бедивер.
– Он был дурак, и дурак храбрый. Так жил, так и умер. Вечная ему память, и жаль, что мы не умерли вместе с ним, - дворецкий Камелота приложился к фляге. Был он порядочно пьян, и наверно, не смог бы сейчас вернуться в лагерь, пожелай он вдруг оставить тело сюзерена. Ноги не держали его.