Времена
Шрифт:
Через четверть часа действительно пришёл Никлас Вальтер, студент третьего курса того же факультета, член инициативной группы «Камни преткновения» и его подружка Мишель Кайзер. Никлас, или по-домашнему Ники, парень высокий и тощий, выглядел особенно худым рядом с достававшей ему лишь до плеча толстушкой Мишель. Поскольку день был солнечный и тёплый, а дождь обещали лишь к вечеру, решили сходить в кафе-мороженое и поговорить о планах группы.
– И я с вами, – заявила Кристина, белокурая высокая с серо-голубыми глазами младшая сестра Тима.
По дороге, когда их догнал опоздавший Давид, мать которого работала с Сандрой Шмидт, матерью Тима и Кристины, в промышленном конгломерате Сименс, Никлас передумал
– Там, во-первых, дёшево, а, во-вторых, совсем уж демократично: посещают кто угодно и в чём угодно, – пояснил он.
Туда и направились. Придя, заказали каждому по большому стакану макиато, по куску вишнёвого торта и уселись у стены за длинным столом. Кондитерская была популярна, всегда полна разношёрстного народа, но ребят это и устраивало.
– Так вот, Лидия, – начал степенно Никлас, обращаясь к той, кого Тим и Кристина звали уменьшительно-ласковым именем Лидхен, и предвкушая менторское удовольствие от поучения новичка. – Прежде всего, что такое «камни преткновения»? Немного истории.
Ласковое «Лидхен» Лидия Эрдман получила от Сандры за свою изящную фигурку. Так и пошло среди друзей: Лидхен да Лидхен.
– Ники, – прервал старшего товарища Тим, – Лидхен не знает, что мы активно работаем с Демнигом, вернее, помогаем ему.
– Хорошо. Но сначала надо ей узнать, кто он и что за личность. Думаю, Лидия, что именно вам, он сделал акцент на «именно вам», будет особенно важно знать, что памятные знаки, которые Демниг вмуровывает перед парадными…
– Послушай, Ники, – прервала его Кристина, догадываясь куда он клонит, – об «именно» потом. Расскажи лучше конкретней о Демниге.
– О! Гунтер – великий гуманист. Он художник по образованию, и можно много говорить об этой стороне его жизни, но сейчас о другом. А дело было так. В 1991 году Гунтер Демниг, обычный художник, проложил в Кёльне на тротуаре цветную дорожку-след, чтобы напоминанием отметить факт депортации цыган синти и рома. Когда несколько лет спустя он заменил дорожку латунными табличками, одна пожилая женщина, высоко оценивая проект, выразила сомнение относительно того, что по соседству когда-либо жили цыгане. И тут Гунтеру Демнигу открылось, что многие исторические события уже выпали из сознания его сограждан. Теперь он знал, что хочет начать проект, который освежит память людей путём установки памятных знаков на улицах городов, где когда-то жили жертвы нацизма и где начались преступления. Сперва это была просто идея, и только после того, как первая закладка камней встретила одобрение родственников погибших, он решил расширить проект и его продолжить.
– Я бы тоже одобрила этот проект, – заметила Лидия. Но ведь кроме цыган есть… Она несколько замялась.
– Вот-вот, – подхватил Никлас, – вы хотели сказать Холокост. Я ведь вижу, – он покосился на Кристину, – у вас русые волосы, но глаза… Этот восхитительный разрез ваших восточных глаз…
– Эй ты, уймись! – Мишель толкнула его в бок. – Восхитительный разрез… Поэт!
Она встала, демонстративно надув губы, и пошла к стойке за следующим куском торта. Лидхен с Кристиной переглянулись, сдерживая улыбки.
– Очень любит сладкое, – заметив это, сказал, как бы оправдываясь за подружку, Никлас.
– Вы думаете, что я еврейка? – усмехнулась Лидия после наступившей паузы. Согласно еврейскому религиозному закону да. Моя мама еврейка: Евгения Соломоновна Фишман, родом из Украины. Она хорошая пианистка и даёт сольные концерты. А вообще-то у неё частная музыкальная школа. Но мой папа, Пауль Эрдман, немец. Он инженер. Его родители родом из Тюрингии, но он родился в Бюккебурге. Знаете такой город?
– Разумеется, Лидия, – ответил Никлас, – Нижняя Саксония, округ Шаумбург. Он сдвинул свой стул немного вправо, уступая проход вернувшейся Мишели.
– Гунтер как-то прочитал изречение из Талмуда, – продолжил он, когда Мишель уселась. – В нём говорилось: «Человек забыт лишь тогда, когда забыто его имя». Но это произошло после того, как в 1990 году он разработал проект «Следы воспоминаний» в память о депортации нацистами более тысячи цыган в 1940 году, о чём я уже упоминал.
– Расскажи, Ники, почему Демниг называет своё искусство камнями преткновения, – вмешалась Мишель, втыкая вилочку в торт.
– А вы знаете, он и сам не помнит, когда ему в голову пришло это название, – ответил Никлас. – Может быть, тогда – был такой эпизод, когда один журналист выразил сомнение, наблюдая за работой Гунтера. Журналист сказал, что люди, споткнувшись о камень, могут упасть. И представьте себе не взрослый человек, а мальчик, школьник, который стоял рядом, ответил: «Вы не падаете физически, вы спотыкаетесь головой и сердцем».
– Взрослые… Есть разные… Кроме того у нас хватает и правых экстремистов, которым эта правда будет колоть глаза, – включилась в разговор Кристина. – Впрочем, я понимаю наших обывателей. Им стыдно за прошлое, может быть даже за своё косвенное участие тем, кто постарше…
– Например, молчанием или замалчиванием, – подхватила Мишель, отхлёбывая из стакана. – Тьфу, стыдно. А может быть, совсем и не косвенное участие.
– Вовлечённость в проект Демнига уже само по себе отделяет нынешнее поколение от тех людей, – сказал Давид, высокий юноша с курчавой головой чёрных волос и впалой грудью. – Это, конечно, не всё возможное для водораздела взглядов, но неплохое начало, по крайней мере, для молодёжи.
– Это и есть наша задача! – вдохновился Никлас. – Мы в состоянии противостоять правым. Я не хочу всю жизнь таскать на своём горбу этот позор. Поэтому молчать мы не должны. Чего только не делали втихаря с камнями! Их заливали краской, заклеивали или выкапывали сотни раз. Удивительно, что недопонимание проекта было и у тех, кого это, на мой взгляд, ближе всего касалось. Представьте себе, бывший президент Центрального совета евреев в Германии Шарлотте Кноблох жаловалась, что люди, наступая на камни, затаптывают еврейские жертвы ногами. Но ведь идея в том и состоит, чтобы вернуть жертвам их имена. Показать, что они жили по соседству, и что мы обязаны об этом помнить.
– Вы думаете, – задумчиво сказала Лидия, – что этот позор когда-нибудь будет снят с немцев?
За столом наступила напряжённая тишина. Стихли и насторожились соседи рядом. Кто-то из них недовольно что-то пробурчал. Давид, сверкнув глазами, многозначаще посмотрел на Лидию.
– А что ты думаешь, Лидхен? – удивлённо и с любопытством спросил Тим, делая акцент на слове «ты».
– Я об этом пыталась думать. Мне трудно судить, но папа считает так. Есть гражданское общество и есть государство. Гражданское общество – это все мы, наша общественная деятельность и наша частная жизнь. Не всегда можно выбирать власть. Французы во время своей Великой революции права выбора не имели, тем не менее… Ну а когда уж можно выбирать… Короче, никогда простые люди, а их большинство, не хотят, чтобы власть втянула их в преступления. Но люди могут и ошибиться с выбором. Это беда. Тогда виноваты не они, виновата власть, виноваты и прямые преступники. В истории немецкого государства позорное пятно нацизма останется навсегда! Так долго, сколько будет существовать сама немецкая государственность. Это её история, её судьба. Другое дело гражданское общество, оно в большей или меньшей степени оппонент власти, существует само по себе со своей историей, может поддерживать государство или сопротивляться ему. Поэтому на нас, на новое поколении, позор государства не может переноситься автоматически, если уроки извлечены правильно. Так говорит папа.