Временем по сознанию
Шрифт:
– Стрельцов Иван. Новосибирец. Поле боя я не помню. И как там оказался тоже.
– Почему не в армии?
– Мне семнадцать.
– Давно из Новосибирска приехал?
– Я вроде… – и тут Иван понял одну вещь, что говорить о падении с лесенки нельзя. Сначала надо разобраться, где он и кто все эти люди. Можно сказать, сработало шестое чувство. – Понимаете, я не помню, как тут очутился. Я даже не помню, где я. Всё, что помню, так это как падаю, сверху что-то падает, и потом темнота.
Иван выдохнул и опять поморщился от боли.
– В общем, картина
«Бред! Бред! Бред! Надо срочно выяснить, где я нахожусь, кто эти люди, что за война».
– Стрельцов, вот твоя форма, – раздался мелодичный молодой и до боли знакомый девичий голос.
Он обернулся и чуть не вскрикнул.
– Светлана, и вы здесь? – пробормотал Иван, чувствуя, как сильно забилось сердце.
– Почему Светлана? – удивилась она. – Меня зовут Валя. Валентина. Перепутали с кем-то, наверно.
– Да не мог я перепутать, – проговорил он и осёкся. – Где мы находимся?
– В лесу под Слонимом. Точно не знаю.
– Слоним? Что это за название?
– Нормальный советский город в Белоруссии, – пожала плечами медсестра.
– Стоп. Советский? В Белоруссии?
– Здесь Белоруссия, – хмыкнула она. – Хватит меня разыгрывать.
– Я не разыгрываю. Я ничего не помню. Валентина, а что это за война? А то мне говорят, что нашли на поле боя. Какого боя?
– Похоже, правда, память отшибло. Германия напала на нашу страну двадцать второго июня.
Иван завис.
– К-к-какого года?
– Сорок первого.
Валентина опять посмотрела на контуженого Ивана так, словно тот её разыгрывал.
– Какого чёрта? – что-то кольнуло внутри, и он с трудом сглотнул подступивший к горлу комок. – А как меня нашли?
– Из присыпанной воронки от авиационной бомбы торчала рука, которая сжималась и разжималась. Это сразу после бомбёжки было. Старшина заметил и с бойцами откопал тебя. Синенький был, но живой. И вот уже четвёртый день возим вместе с ранеными. Одежда твоя вся в клочья, видно, очень хорошо приложило. Политрук распорядился выдать тебе форму. Я пойду. Надо других раненых готовить к дороге.
– А число? Какое сегодня число?
– Двадцать седьмое июня.
«Голова хоть прошла. Немудрено после таких известий. И что получается? Я пришел в библиотеку за книжкой, полез на верхнюю полку, упал, и меня книгами завалило. Завалило так, что я оказался в тысяча сорок первом году? Лихо! И всё же это бред. Сейчас усну, потом проснусь, и всё будет, как и прежде».
Проснулся Иван оттого, что кто-то закричал совсем рядом.
– Воздух! Всем в лес! Быстро!
Боль утихла, и даже тряска на подводе не вызывала вчерашних ощущений. Небо просветлело, но, похоже, утро только начиналось. Телега заехала в кусты и остановилась. Иван видел часть неба, далёкие чёрные точки. Много точек. Они, выстроившись по какому-то своему принципу, устремились к невидимой отсюда цели.
«Галлюцинации продолжаются. Видать, башкой треснулся основательно».
В следующий раз побудка оказалась страшной. Автоматные очереди, винтовочные и пистолетные выстрелы, взрывы. Кто-то бесцеремонно схватил его за шиворот и стащил с телеги. Иван открыл глаза. В это время боец, стоявший рядом, уронил винтовку и медленно осел на землю. На гимнастёрке, в районе груди, расплывалось кровавое пятно. Недалеко раздался взрыв, и небольшие комья земли упали на лицо. Вот тут-то Иван испугался по-настоящему. Перевернулся на живот, протёр глаза и осмотрелся. Фигурки в серых мундирах мелькали среди пшеничного поля. На дороге перед ними стояли два старинных мотоцикла, и ещё один был перевёрнут вверх колёсами.
Иван откинул мешавшее ему одеяло и оказался в одних трусах. Вспомнил, что медсестра приносила форму, поднял голову, осмотрел подводу и быстро подтянул найденное к себе. Штаны надел, лёжа, гимнастёрку – сидя. С сапогами вышла заминка. Как наматывать портянки, Иван не знал, не приходилось сталкиваться. Обмотал ноги, как получилось, всунул в странные брезентовые сапоги и схватил винтовку. Вот из «мосинки» он немного пострелял на каком-то полигоне, куда их возили ещё в старших классах школы. Директор считал, что каждый гражданин страны обязан знать, с какой стороны брать оружие. Тогда они настрелялись из разного вида стрелкового оружия. И вот теперь это уже был не полигон.
«Так. Дослал патрон в патронник, прицелился, выстрелил. Стоп. Надо прицельную планку выставить. Тут где-то хомутик есть. Ага. Теперь совмещаем передний обрез с соответствующей чертой планки. А вот и враг».
Отдача сильно ударила в плечо. Иван передёрнул затвор и опять прицелился в далёкую серую фигурку. Выстрел.
«Попал! Прикольно! О, ещё один!»
Бой резко закончился.
– Кардаш, – распоряжался знакомый Ивану, политрук, – собрать оружие и боеприпасы у наших и немцев. Воронцов, наших убитых захоронить и организовать заслон. Остальные выдвигаются на восток. О потерях доложить мне лично.
Иван растерянно оглянулся, встал на ноги, голова закружилась слегка, но на ногах устоял.
– Чего встал, помогай, – буркнул пожилой красноармеец, взяв убитого парня за ноги. – Вон к той берёзе понесли. Там ребята их захоронят.
Они перетащили бойца к берёзе.
– Тебя как звать то? – спросил красноармеец и протянул кисет с махоркой.
– Спасибо. Не курю, – поблагодарил он. – Иваном назвали.
– Ваня, значит. Сынок у меня, тоже Ваня, старший. Два дня назад погиб.
На глазах бойца выступили слёзы.
– Савелием Макарычем меня кличут. Это же тебя откопали из воронки?
– Меня, наверно, – пожал плечами Иван.
– Идём, наши уже двинулись.
– А подвода?
– На себе потащишь? Коня убили, других нет. Пошли.
Далеко им пройти не удалось. Небольшая стычка с авангардом немецкой части послужила постоянному преследованию врагом отступающих красноармейцев. Мотоциклисты обстреливали издали, отмечая своё присутствие, и словно старались указать путь, по которому должны следовать отступающие войска.