Временные трудности
Шрифт:
Публика заревела от восторга.
Ксинг, рисуясь, сделал несколько стелющихся шагов в сторону очагов и выбросил вперёд ладони. Столб огненной ци, вырвавшийся у него из рук, воспламенил дрова и разжёг печи.
Публика дружно ахнула.
Барабаны выдали короткую серию из трёх ударов и замолчали.
— Горячо! — нарушили тишину громким дружным возгласом повара и официантки, уже сменившие построение. Девушки застыли, взметнув в воздух флаги, а парни — подняв вместо них вверх острые ножи.
Вновь зазвучала барабанная дробь, Ксинг выдернул тесаки из колоды и приступил к готовке. Ножи так
— Сладко! — выкрикнул хор поддержки, парни и девушки снова застыли в изящных позах, стоило прекратиться барабанной дроби.
Бохай, сидевший во главе стола судей, одобрительно наблюдал, поглаживая бороду. Зрители дружно охнули, после чего снова зашумели.
Ксинг продолжал работать. Он метался между столами и очагами, резал, кидал новые ингредиенты в котлы и на сковороды, перемешивая и переворачивая, немного жалея, что не может наблюдать за представлением, главным участником которого является он сам.
Шёлковые платья обтягивали стройные тела девушек, чётко обрисовывая каждый волнующий изгиб. И хоть парни, исполняющие танец, Ксинга совсем не интересовали, он признавал, что те тоже выглядят отлично.
— Остро! — воскликнули танцоры, вновь приняв грациозные стойки.
Ксинг, занимаясь готовкой, в который раз поразился, насколько же тут, в Мыаньтао понимают толк в превращении довольно скучного для стороннего зрителя процесса готовки в захватывающее представление. Он подкинул высоко в воздух ножи, схватил несколько бирюзовых головок ледяного лука, положил на доску, вытянул руки, и ножи сами упали в подставленные ладони.
— Горько! — вновь разорвала наступившую тишину группа поддержки.
Новая барабанная дробь изменилась, в неё вплелось гудение духовых инструментов. Под яростную воинственную мелодию на площадь вышли два дракона. Ксинг чувствовал знакомую ци — на этот раз костюмы драконов надели охранники ресторана и подсобные рабочие. Гибкие длинные тела, синхронно топая множеством ног, закружились посреди площади, демонстрируя прекрасную слаженность и подготовку.
— Солоно!
Показательный экзамен мало напоминал настоящую работу на кухне. Если там в распоряжении повара был целый день, он мог планировать время когда и как начинать готовку каждого из блюд, то сейчас приходилось учитывать не только вкус, но и зрелищность, настроения публики и судей, а значит, готовить всё одновременно. Ещё на кухне имелась масса помощников, повару не требовалось всё делать самому, но судьям полагалось оценивать вовсе не работу поварской команды. Впрочем, у Ксинга, предпочитающего полагаться только на себя, эти требования не вызвали особых затруднений. К тому же время готовки каждого из блюд он запросто контролировал своей ци.
Барабанная дробь ускорила ритм, драконы встали на дыбы, а танцоры вскинули вверх ножи и флаги. Вместе с ними воздел ножи и Ксинг, одновременно выпуская изо рта длинную струю огня.
— Вкусно! — прорезал воздух финальный выкрик танцоров.
Трюк, который Ксинг освоил совсем недавно, был немного бестолков, ведь огонь гораздо удобнее выпускать из рук, зато очень эффектен. Увы, несмотря ни на что, назвать подобные придумки «техниками» у Ксинга не поворачивался язык. За два с лишним года ученичества у Бохая он освоил множество способов применения ци, но ничего из того, что он умел, не смогло бы сравниться ни с навыками героев созерцательных кристаллов, ни с умениями учителя.
Учёба у Бохая отнимала немало времени, а на кухне не требовалась большая сила, тут гораздо важней был тонкий контроль. Поэтому Ксинг усиленно занимался и оттачивал умения, а Имперскую Библиотеку Мыаньтао посетил лишь считанные разы.
Он и раньше знал, насколько учитель подл и коварен, но только теперь осознал всю глубину этой низости. Как оказалось, Хань Нао во время учёбы не изучил ни единой секретной техники, все упражнения и методы, что давал ему мерзавец, лежали в открытом доступе. За умеренную сумму денег (показавшуюся бы в Дуоцзя огромной) библиотекарь даже мог сделать копию с помощью специальной машины, сочетающей в себе как обычный печатный пресс, так и несколько изощрённых талисманов.
Из-за судейского стола поднялся наставник Бохай, и это послужило окончанием драматичной паузы. Раздалась серия взрывов, и в воздух взлетели множественные фейерверки, расцветая в небе огненными цветами. Хоть Ксинг запросто мог бы повторить такое с помощью ци, но признавал — выглядело это очень красиво.
Пока Бохай неторопливой походкой шёл мимо ряда официанток и поварят, направляясь прямиком к Ксингу, публика ревела и неиствовала. Его подтянутая фигура с мощными мускулистыми руками и широкими плечами опровергала всеобщее убеждение, что без огромного выдающегося вперёд пуза хорошего повара быть не может. Тёмно-пурпурное одеяние имело тот же покрой, что и форма Ксинга, лишь цвет и затейливая вышивка указывали на статус владельца.
Бохай вскинул в воздух руку. Публика мгновенно затихла. Трубы выдали последнюю трель, барабаны стукнули ещё несколько раз и тоже замолкли. Ксинг провернул ножи на пальцах и отработанным движением отправил их в ножны на бёдрах. Эти ножи являлись его гордостью — в таком огромном городе можно было найти любой металл, так что он выковал их сам, заплатив лишь за временное использование одной из лучших кузниц. И теперь, как и положено хорошему повару, он стал обладателем подходящего инструмента, ничуть не портящегося от использования ци.
Ксинг схватил поварёшку, взял миску из высокой стопки, наполнил её из одного из котлов, после чего протянул мастеру, почтительно склонившись.
— Огненная хоньянская похлебка из трех видов мяса и рыбы, — втянул Бохай носом воздух, — на травах и ци, с ноткой правильного огненного корня с севера.
Ксинг старательно сохранял каменное лицо. Корень в похлёбке, конечно же имелся, но давно выдохся. Так что Ксинг просто добавил своей ци, преобразовав ее в Огонь, что мало отличалось от той струи, которую он выдохнул в конце представления. Похлёбка называлась огненной не только потому, что обжигала изнутри и бодрила, возвращая десять лет жизни и продлевая молодость, но еще и из-за того, что при подаче её принято было поджигать.