Временщик. Книга четвертая
Шрифт:
– Извини… – я поколебался и повысил голос: – Извините, сорвался. Неделя сложная.
– Ничего, – улыбнулся таксист, – со всеми бывает. Я радио включу, вы не против?
– Нет, конечно.
Оставшуюся часть пути мы преодолели под оглушительные раскаты какого-то хауса. Редкая реклама была бальзамом для ушей. Хотя, может, все дело в моем состоянии. Потому что Рис вполне спокойно дремала, а Троуг с интересом разглядывал иконки.
– Держи, дружище, – по приезде я дал таксисту намного больше указанной суммы. – Извини еще раз.
– Спасибо, – улыбка водилы свидетельствовала о том,
Моя душонка еще не окончательно стала черной. Потому в силу «бабла» я пока не верил. Да, маленькие деньги решают маленькие проблемы. Но куда мощнее сила обычных слов. К примеру, «извини». Всего шесть букв, зато какой эффект! Вовремя сказанное «извини» может спасти брак или даже остановить кровопролитие. Самое сложное – лишь его произнести.
Я размышлял над этим, пока такси не скрылось из виду. И только тогда повернулся к своим друзьям. Те терпеливо стояли, ожидая, когда светлоокий и «черноликий» соблаговолит возвратиться в привычную реальность. Интересно, они действительно меня опасаются, или тут что-то иное?
– Пойдем, – я махнул Троугу.
– Придется будить Лиция. Этот тип рано ложится. Говорит, если мало спать, то это… башка не варит.
– При малом количестве сна мозг неспособен нормально функционировать, – поправила корла Рис. – Наш зверолюд про это уже все уши прожужжал.
– Не берите в голову, мы идем не к Лицию.
– А к кому? – почесал макушку Троуг.
– К твоему старому приятелю. Надо же выяснить, что значит та самая ржавчина на сочленении механоида.
Глава 3
Одиночество оказывает сильное влияние на характер и привычки. Человек приучается жить только с собой и своими заботами. И чем дольше протекает одинокое существование, тем сложнее ему впустить кого-то другого в свою жизнь. Появляется определенный распорядок дня, небольшие ритуалы, которые со временем превращаются в устоявшиеся обычаи, своего рода трафарет, что отсекает все лишнее.
Втиснуться в жизнь такого человека против его воли необычайно сложно. Чтобы не вызвать неприязнь, необходимо учесть все особенности и предпочтения индивидуума. Или нагло и нахраписто влезть в грязных сапогах на накрахмаленную белую скатерть и навлечь на себя гнев обладателя этой самой скатерти. Я выбрал наиболее простой вариант.
– Может, его дома нет? – смущенно заметил корл.
Я понимал друга. Румис был приятелем Троуга. У меня имелось предположение, что они прокручивали какие-то темные делишки. По крайней мере, Модификатор не производил впечатление законника. И наличие Троуга в моей компании однозначно повлияло бы на ухудшение его отношений с Румисом.
– Сереж, и правда, поздно уже, – вступилась Рис, – все лавки закрыты. Мы внимание привлекаем.
Действительно, кроме нас, на пустынной улице находился только Страж. Последний даже не скрывал, что проявляет к странной троице интерес. Остановился на пересечении улочек и сложил руки на груди. Как быстро получится его убить в случае чего?
– Я не собираюсь ждать до утра, – я постучал еще раз.
Наконец в доме заскрипели половицы и раздались шаркающие шаги. У двери Модификатор замер, будто высматривая, кто пришел. Странно, учитывая, что «глазка» здесь не было. И спустя еще с полминуты нам открыли.
– Троуг, Рис… Ты, – он хмуро обвел нас взглядом, – чего вам надо на ночь глядя?
– Поговорить, – сказал я. – Если ответишь всего на пару вопросов, получишь полкило пыли.
Для убедительности я достал из инвентаря увесистый мешочек с деньгами и потряс им перед носом Румиса. Приятно запахло шоколадом и корицей, а сонные глаза Модификатора вдруг обрели осмысленность. Торгаш, что с него взять. Они всегда пекутся о своей выгоде. А если уж и делать ничего не надо, а лишь поговорить, то, считай, с «коммерсом» вопрос решен.
Румис посмотрел на Стража более недружелюбно, чем на нас, – хороший знак. Собственно, я не сомневался, что у него есть определенные разногласия с законом. Поэтому, когда Модификатор отошел в сторону, пропуская непрошеных гостей в дом, я едва заметно улыбнулся.
Навык Убеждения повышен до двадцать четвертого уровня.
– Только быстро, если уж пришли по делу в столь поздний час.
Он провел нас в комнату на нижнем этаже, где я в свое время изучал умения. Румис хлопнул в ладоши. и бра, еле горевшие, вспыхнули ярче. Ну вот, такой «романтик» нарушил.
Перг-механоид уселся за круглый стол, на котором, как и в прошлый раз, красовался самовар, и жестом предложил нам присоединиться.
– Слушаю.
– Мы ищем один предмет, – начал я.
– Ищущий ищет предмет, надо же. – Румис серьезно кивнул, и я понял, что он едва сдерживает раздражение. Конечно, ввалились на ночь глядя, уселись за столом, заходят издалека. Он не девушка, долгие прелюдии ни к чему. Если бы не жирный куш в виде денег, Модификатор бы выставил нас за дверь не задумываясь. И добрые приятельские отношения, точнее, былые контрабандистские дела Румиса и Троуга не помогли бы.
– Камень. Обладающий определенными волшебными свойствами. В руки его взять крайне затруднительно – чревато ожогами и другим магическим геморроем. Его могут использовать как реликвию.
– И все? Как выглядит, называется, поконкретнее о его свойствах? – изумленно развел руками Румис. – С чего вы вообще решили, что знаю об этом неизвестном даже вам камне?
Я понимал, что он прав. Поди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что. Слишком мало вводной информации. Будь тут магический «Гугл», он бы выдавал пустую страницу поиска. Но вместе с тем внутри меня была определенная уверенность, что мы пришли именно туда, куда нужно.
– Ржавчина на твоем сочленении не беспокоит? – спросил я скорее наобум, чем руководствуясь какой-то стратегией.
На первый взгляд, я произнес тарабарщину. Но вот глаза Румиса удивленно расширились, словно мне удалось острым предметом задеть у него набухший фурункул. Возникло странное чувство превосходства над Модификатором, потому что я знал: теперь он полностью в моих руках.
Черная маска появилась возле лица, будто только того и ждала. Я надел Лик и ощутил, как по телу пробежала дрожь. Мир потускнел, и Румис вместе с ним. Он превратился в крохотного перга, что пытается скрывать свои жалкие секретики. Я протянул руку и сказал лишь одно слово: