Время Бригадиров
Шрифт:
Хрычевня была та самая - его любимая, насквозь знакомая, не было здесь такого угла, чтобы не поблевал.
Кухня та же самая - универсальная, на все случаи непутевой жизни. Для денежных и неденежных. Тут, прямо на глазах у всех, бередили аппетит - плющили уховерток (обязательно живьем и обязательно с головы, чтобы выдавить дерьмо), пропускали меж двух накаленных каменных валиков, развешивали поостыть или подвялиться в дыму.
Правильная закуска должна получиться почти в блин, только слегка вытянутый вперед, и много шире в стороны, сплющенный строго на толщину собственного хвоста - не больше не меньше. Это целое искусство - угадать нажим. Впрочем, сверить
Бригадир выскреб, отдал последнее, да и сверх того наскреб, одновременно успел повести глазом на тех, кто прилепился от Смотрящего, а сейчас расселись по углам, будто друг с другом незнакомые. Быстрая помощь - помощь дважды, положено приплачивать за скорость, либо в долг на себя брать обязательство. Бригадир на собственном пути таких обязательств разбросал - ут-ту! Но и ему, если по совести, вдвое задолжали, а то и вчетверо.
Хрычмастер чужих срисовал, кивнул. Теперь уже и Бригадир, вызывающе похрустывая хвостиками перед неудачливой бригадкой какого-то новичка (которой, по бедности, удалось сложиться лишь на одну уховертку, да и ту, возможно, пойманную и сделанную в свой прошлый миграционнный сезон), стал манить шальную удачу. Тот сам себя нахваливал на все лады - верный признак, что в тем путем не ходил. Бригадир же рот и глаза круглил так, что за соседними столиками уже покатывались. Покатуха пришла - древнее божество - одно из немногих радостей жизни…
Осторожных смерть никак найти не может, но и жизнь их сторонится. Нет их на ее празднике! Впору миру расстраиваться, что почти не стало настоящих бригадиров. Не у кого настоящее перенимать. Раньше про любую бригадирскую глупость сразу же узнаешь и по всякому ее к себе примеряешь: думаешь, как бы сам поступил в этом дурном случае - так же или еще глупее? А теперь с кого учиться? С себя самого?
Унижая других себя возвеличивать - занятие в глазах Бригадира, дешевое и даже постыдное, но не к этому случаю. Дразнил неудачников. Ожидал прощальной драки.
Не струшу, так душу отведу, - думал Бригадир.
– Не последнее дело будет.
Венику давно дел не было, начнется заваруха, Хрычмастер ему мигнет - уложит отдохнуть кого надо, вынесет часть соглядаев. Сейчас же чистил луковицы-двойнюхи, шуршал шелухой. Собирал в корзину - пригодится. На отвар такое хорошо, на супы. При каждой хрычевне - огородик, где хрычмастеры выращивают свои специи к грибной кухне.
С Хрычмастером уже перемигнулся по второму рвазу, чтобы после драки с кружкой предложил в погребок спуститься - остыть, выбрать там себе лучшего грибного пойла за прошлые свои заслуги и за будущие. А там уже, понятно, служка будет поджидать - откроет створ наружу и закроет, замаскирует, а сам там внизу будет шуметь, будто Бригадир шумит. Это форы даст в несколько часов. Пока сам служка не напьется до потери образа - бригадирского и своего собственного…
В гостиницу решил не заходить. Свинье не до поросят, если саму на вертел тянут. Хотя знал - перевернут вверх дном гостиницу. Барахлишко, конечно, жалко, но основное с собой. Всякому, что бегущему, что пешему, что лежачему, а лишняя вещь - лишняя забота. Всегда лучше налегке. И еще бы знать - куда. Будешь прятаться под грибной шляпкой, с ней и в рассол попадешь…
Эх-х-х!
____________________
"Если падаешь с двойными мехами, которые держишь под задом, сделай так, чтобы ими удариться
Леонардо да Винчи
ШЕСТОЕ ЛИХО: "БРИГАДИР и ЧУЖАК"
Когда, почесывая язык ежовой рукавицей, сидишь у черта на рогах, и вода, что стекает со святого гуся, льется тебе за ворот, причем все это вовсе не с пьяных глаз, не "белки" водят хоровод по кругу, не глюк наведенный недругом, а все от того, что кровавой жатвой пройдя жизнь, добился-таки чего-то к концу ее… но, вдруг, выяснилось, что ломился вовсе не в те двери, а до следующей вовсе не полшага…
Тут Бригадир посмотрел в ночь, что обступала со всех сторон, наваливалась на плечи и грозилась утопить в себе маленький костерок, если сейчас же не подбросить в него дровишек, собрался с духом и решился сказать сокровенное, что процедил своей дырявой душой:
– Человек в момент смерти, в ту самую свою секунду, говорит много мудрых слов - это душа стремиться высказать то, что не высказала при жизни. Мудрость идет сплошным потоком, но она так и не входит в мир живых. Если кто-то и расслышал, то за следующей мудростью прежнюю мудрость уже забыл, а тут каждое слово мудро, каждый слог его, потому и не удерживается в памяти, одно растворяет другое, а еще сзади смерть идет с ластиком - подтирать остатки, крохи. Но это не самое худое…
– А что?
Бригадир даже не глянул, кто задал вопрос, и было ли кому его задавать.
Давно ли сам мир стал видеть ярче и глубже, раньше только в одну краску было. Словно родился заново чьей-то волей, кровь увидел во множество оттенков. И слово стало… раньше слово словно вода - жиденькое, пресное, а теперь во всяком слоге смысл видел, да не один. Хотя и по-прежнему словами бросался, но всю их соленость и горечь уже ощущал. А пришло с того, что стал задумываться - правильно ли живет, и живет ли вообще, и совсем странные мысли приходили - что сам он плод воображения и, отнюдь, не своего собственного. И жив он только словом, а цену этому слову должны проставить другие…
1.
Лешаки в тот год обнаглели. Один был даже замечен в Ближнем Мху. Девки, побросав корзины, примчались в деревню и навели… - как умно говаривал по привычной свой выпитости отставной солдат Пирей-Кузьма - "паники несусветной, запредельной".
Мужики тоже озлились, что таким макаром не будет в зиму мирового закусона. Они, да еще проростки-дылды (вровень крепкие телом, но еще далеко не умишком - даже не задним!), вооружившись кто-чем, пошли под сиеминутным предводительством Пирея: "ровнять тех лешаков и строить рядком для последующего набивания говняным сапогом их наглых морд".
– Переобуем!
– кричали - Всех переобуем! Ишь, взяли моду!
Только Бригадир, гостящий (а скорее спрятавший "на скорую" свое бренное) в этих выселках, снаряжался с умом. Взял связку обточенных подков, каждая из которых была охвачена кожаной заплатой и приторочена на один ремень, взвесил на руке, махнул проверить - не снять ли лишнее, не добавить ли? И Блудный Инок быстрой мелкой трусью (что и ног не видать) сбегал, черпанул с семиключия ковшик, так же семеняще заскочил в хату, хватанул банный веник из-под образов - кропить нечистые хари. Тот самый веник, которым на Георгия Победоносца парилась вся деревня, а последнему - непутевому достался уже самый огрызок. Средство для борьбы с лешаками, на взгляд Бригадира, сомнительное, куда лучше связкой подков по хребтине…