Время демографических перемен. Избранные статьи

Вишневский Анатолий Григорьевич

Серьезные основания для критики теории появляются, когда накапливается значительное количество фактов, которые невозможно объяснить с помощью данной теории, или когда появляется новая теория, лучше объясняющая уже известные факты. На первый взгляд, М. Клупт и указывает на оба эти основания. Но присмотримся к его доводам внимательнее.

«Теории демографического перехода, – отмечает критик, – содержат ряд “встроенных” ограничений, не позволяющих им объяснять определенные классы ситуаций, возникающих в ходе демографического развития».

Начнем с того, что ТДП и не должна использоваться при анализе всех классов подобных ситуаций, она изначально призвана объяснить только те из них, которые возникают в связи с «одноразовым» историческим переходом от одного типа демографического воспроизводства к другому. Это – очень важный этап демографического развития,

охватывающий в масштабах планеты несколько столетий и имеющий огромные последствия, но это – не все развитие, и то, что было до перехода или наступает после него, не может быть объяснено с помощью ТДП по определению. Нет смысла пытаться открыть замок ключом, который был создан для другого замка.

ТДП, полагает М. Клупт, плохо объясняет демографические изменения, которые не связаны с модернизацией, движением «от традиционного общества – к современному, от более религиозного – к менее религиозному, от индивида, опутанного общинными узами, – к свободной личности и т. д.». Но она и не должна их объяснять, ибо она занимается только тем, что происходит, когда такое движение наличествует.

ТДП утверждает, что все общества, становящиеся на путь модернизации, урбанизации, секуляризации и т. п. – а согласитесь, что это не такая уж редкость для XX или XXI в., – неизбежно включаются и в процесс однотипных демографических изменений, которые и называются демографическим переходом, и мне неизвестно ни одно исключение из этого правила. А то, что у каждой страны свой маршрут движения по этому пути, своя скорость и т. п. – так разве кто-нибудь когда-нибудь думал иначе? Между Китаем и Индией есть разница, но разве Индия движется не в том же направлении, что и Китай, и может прийти к какому-то принципиально иному демографическому результату? Уже сейчас почти нигде в мире не осталось ни традиционной смертности, ни традиционной рождаемости, а ведь всего 50 лет назад они преобладали. Переход в планетарных масштабах еще далеко не закончен, но он идет повсеместно – и именно в соответствии с предсказаниями ТДП.

По мнению М. Клупта, «в классической версии ТДП в него входят урбанизация, секуляризация, рост образованности населения, изменение положения женщин в обществе и т. д.», но «в этот список не попадают экономические факторы». Так ли это? За всеми пунктами приведенного «списка» стоят фундаментальные изменения в эффективности производства, коренной переворот в его отраслевой структуре (переход от аграрной к индустриальной экономике), глубочайшие перемены в характере труда, небывалый рост благосостояния. Неужели это все не относится к «экономическим факторам»? И разве кто-нибудь не понимает, что демографический переход в мировых масштабах тормозится преж де всего бедностью Третьего мира, неразвитостью его экономики, недостатком экономических ресурсов, при том, что есть, конечно, и другие факторы?

Более того, именно понимание механизмов демографического перехода помогает понять многие императивы современного экономического развития, а тем самым и универсальную неизбежность модернизации. М. Клупт видит в этом недостаток ТДП, согласно которой «тенденции демографии a priori делятся на “модернизационные”… и “контрмодернизационные”». Но ведь такое разделение – не блажь каких-то не очень сообразительных прозападных теоретиков, видеть иначе современное развитие просто невозможно.

Исповедуете вы ТДП или нет, мало кто станет отрицать, что одна из главных особенностей современности – взрывные темпы роста мирового населения. А это требует адекватного экономического ответа – взрывоподобного роста производства, невозможного на базе традиционных низкоэффективных методов хозяйствования.

Даже для того, чтобы просто прокормить дополнительные миллиарды людей в развивающихся странах, необходим невиданный рост производства продуктов питания, что невозможно без внедрения современных сельскохозяйственных технологий, основанных на широком применении машин, удобрений, новейших методов ирригации и проч. Быстро увеличивающаяся плотность населения, и, как следствие, его новое территориальное распределение, бурная урбанизация, возникновение множества крупных и крупнейших городов резко повышают требования к качеству жилищ, минимальному уровню бытового и санитарного комфорта, транспортного обслуживания и т. д. Везде становится необходимым крупномасштабное городское и дорожное строительство, сооружение дорогостоящих инженерных сетей, создание надежных источников водоснабжения, использование огромного количества транспортных средств, привлечение новых энергетических

ресурсов. Вся система жизнеобеспечения населения становится другой, и для того, чтобы создать и поддерживать ее, более бедные, преимущественно аграрные страны вынуждены модернизироваться, внедрять новейшие технологии, развивать собственную промышленность, систему образования и подготовки кадров, здравоохранение, – одним словом, делать все то, что уже существует в странах более богатых. Но одновременно нужно и «встречное движение» на собственно демографическом поле, нужно как можно более быстрое снижение рождаемости, позволяющее ослабить непосильное демографическое давление на экономические и природные ресурсы. Отсюда – изменения традиционных семейных институтов, норм демографического и семейного поведения и т. д. Все это и есть модернизация, а попытки законсервировать традиционные статусы, формы поведения и т. п. – контрмодернизационны.

Конечно, в разных странах модернизация, в том числе и демографическая, происходит по-разному. Но что из этого следует? Когда на вершинах гор тают ледники, вода стекает вниз по-разному – в зависимости от того, какие породы встречаются на ее пути. Вероятно, она и испаряется по-разному – я в этом не слишком разбираюсь. Но все же я уверен, что еще не было случая, чтобы образовавшаяся при таянии льда вода потекла бы вверх, ибо это противоречит законам природы. И эти законы не опровергаются тем, что в одних случаях вода низвергается водопадами, в других спокойно течет, прокладывая себе путь в лессовых отложениях, а в третьих вообще исчезает с дневной поверхности, образуя подземные реки.

Японские женщины могут продолжать носить кимоно, индийские – сари, иранские – закрывать лицо при выходе на улицу и т. п., но поскольку по числу рождений на одну женщину уже сейчас даже Тегеран не слишком отличается от Москвы, Москва – от Пекина, Пекин – от Токио, а Токио – от Рима, то приходится признать, что если ТДП и игнорирует «особенности незападных обществ», как кажется М. Клупту, то делает это не зря.

Не совсем понятно и предъявляемое М. Клуптом обвинение в том, что ТДП не рассматривает влияния моральных факторов. Эта теория – мощный инструмент анализа исторических изменений моральных норм, регулирующих витальное, матримониальное, семейное, сексуальное, прокреативное и т. п. поведение, и в этом смысле она жестко противостоит мифологическим объяснениям подобных изменений «падением нравов», «высоким уровнем аномии», «низким уровнем солидарности» и т. п. Просто появляются другие нравственные нормы и другие формы солидарности. Новая нравственность может кому-то не нравиться, однако задача теории – не морализировать, а объяснять. Вот она и объясняет (может быть, не совершенно, не до конца, не исчерпывающе, но это – другой вопрос), почему моральные предписания изменились и почему все большее число людей принимают эти изменения.

Общество, особенно некоторые его группы и институты, совсем не обязательно должно немедленно соглашаться со всеми такими изменениями. То, что перемены прокладывают себе путь, преодолевая сопротивление традиции, – совершенно нормально. Нормально и то, что силы традиции поднимаются против таких перемен – традиция складывалась столетиями и тысячелетиями не для того, чтобы уйти без боя. Но ТДП однозначно утверждает, что демографические условия существования человечества, которым все эти столетия и тысячелетия соответствовала традиция, необратимо изменились, в силу чего многие традиционные моральные нормы утратили смысл. В этом смысле ТДП – антитрадиционна, а стало быть, может многим не нравиться. «Перетягивание каната» между сторонниками и противниками традиции может длиться долго и с переменным успехом. Но думать, что некоторый подъем консерватизма в США, обнаруженный там М. Клуптом «консервативно-демографический синдром», «включающий взаимосвязанные консервативные модели не только политического и электорального, но и демографического поведения», опровергает ТДП, которая описывает изменение вековых тенденций в масштабах всего человечества, причем изменения, которые уже в основном состоялись, – более чем наивно.

М. Клупт сравнивает ТДП с «картой мира, на которой, вследствие ее малого масштаба, не видны региональные детали», и противопоставляет ей «институциональный подход – атлас крупномасштабных карт отдельных регионов». В принципе с этой метафорой можно было бы и согласиться, если бы все время не подчеркивались «несовременность», «неэффективность», «ограниченность» ТДП. А разве карта мира становится несовременной или неэффективной оттого, что существуют крупномасштабные карты отдельных регионов? Можно ли без нее обойтись?