Время для стали
Шрифт:
Молодой человек флегматично тупил, возможно всё ещё не веря в реальность происходящего, а возможно просто приняв всё как есть. В девятнадцать лет к изменениям привыкать проще чем в сорок.
— А Маша? — вопросительно кивнул он на девушку.
— Крепкий, однако, орешек, — хмыкнул на это круглолицый Гена. — Я вот сутки волосы на голове рвал… — скривился он.
— С Машей непонятно, не в себе она слегка, — взялся отвечать Док. — Но нам ясно одно, она, Виктор, крепостная…
Молодой человек подвис, пытаясь вспомнить в каком году отменили крепостное право, но не вспомнил.
Тем временем Гена, который видать был большим весельчаком, так как периодически улыбался словно кот, вспоминающий весеннюю ночь, снял с кирпичей закипевший чайник и принялся разливать чай по металлическим кружкам, в которые Док чуть ранее засыпал заварки. Виктор, понимая, что не только можно, но и нужно, взял упаковку галет, распаковал и принялся грызть пресное на вкус печенье.
Док на это вздохнул и требовательно посмотрел на Хмурого.
— А что сразу я? — буркну тот.
— Давай, давай, заглаживай вину перед парнем, — строго произнёс мужчина.
Хмурый, который был не сильно ниже стройного Дока и где-то вдвое шире того в плечах, по мнению молодого человека вполне мог взбрыкнуть и послать всех на три известные буквы. Но не взбрыкнул, а молча встал и вышел из комнаты.
— А сколько вы здесь по времени? — съев пол пачки галет, спросил Виктор.
— А вот здесь главная заковырка, — поправив очки в тонкой металлической оправе, продолжил обстоятельный Док. — Хмурый здесь восемь или девять месяцев, он появился первым. Далее я, примерно четыре месяца назад. Видимо кто-то решил поберечь мою психику, так как Гена и Машенька появились почти одновременно, примерно через неделю после меня.
Док прервал рассказ, так как в помещение вернулся Хмурый, который бесцеремонно поставил перед Виктором вскрытую банку тушёнки и вернувшись на своё место, грузно бухнулся на деревянный стул.
Молодой человек осторожно приоткрыл банку, вполне ожидая увидеть в ней подгон в виде неаппетитного зеленца. Но вроде ничего постороннего, обычная тушёнка. А какой запах! Да она не обычная, она божественная!
Получив от Дока столовую ложку, Виктор набросился на содержимое банки, на крышке которой успел приметить дату производства 01.07.1972 года. Однако…
Док тем временем продолжил:
— Так вот, а вчера здесь появился ты. Хм… — задумался он.
— Давай начнём с самого ненормального, но пока без «этого»… — предложил дующий в чашку с горячим чаем Геннадий.
— Ну без «этого», так без «этого», — согласился Док. — Первое Виктор, — обратился он к уничтожающему тушёнку собеседнику, — мы, слегка не «мы», — произнеся данную, не очень ясную фразу, мужчина полез в карман и достал побуревшую от засохшей крови тряпицу из которой вынул нечто.
Виктор чуть не отправил съеденную тушёнку обратно в банку, но не столько от отвращения, сколько от внезапности: в руке Док держал отрезанный человеческий палец, сморщенный и высохший, словно отрезали его от египетской мумии.
— Это мой палец… — очень спокойно и веско произнёс мужчина, а после «заначку» убрал и показал Виктору раскрытые ладони: все десять пальцев были на месте.
— Ты не подумай, у меня с головой все в порядке, но больно сильно мне хотелось понять, что здесь происходит. В общем, не буду томить, я сделал себе ампутацию примерно три месяца назад, новый палец вырос за два с половиной… Даже твой нос, заметь, уже болит не так сильно, как после пробуждения.
«И правда», — подивился молодой человек и посмотрел на собеседника с невольным уважением. Его бы на подобные опыты точно не хватило.
Нос, конечно, болел, но действительно болел вполне терпимо. А в процессе поглощения тушёнки, Виктор про него так вообще забыл. Чудеса блин.
— Ты бы ещё член себе отрезал, — буркнул Хмурый. — И так ясно, что на нас всё зарастает как на собаках, главное не подохнуть, — проворчал он.
— Да, да, — ехидно поглядывая на Хмурого, закивал Геннадий. — До кучи имеется ещё один телесный момент, — продолжил он. — Член нам здесь нужен исключительно чтобы писать. Не для чего другого данный замечательный орган не годен. Как и отсутствует всякая положенная по природе межполовая тяга. И не только у мужчин… Именно из-за этого наш слегка съехавший с катушек товарищ, потерпел вчера счастливое фиаско…
— Да ну вас, не в себе я был вчера, не в себе, — простонал Хмурый.
Здесь Виктор понял, что возможно не такой уж он и пропащий: в голосе грубого мужчины звучали искренние вина и обида.
— Но это, Виктор, цветочки… — игнорируя замечание, продолжил Док, — вот ты кушаешь тушёнку и вот-вот будешь пить довольно недурной цейлонский чай. Здание одноэтажное видел? — непонятно спросил мужчина.
— Ага, — отложив опустевшую банку и подвигая к себе чашку с чаем, кивнул Виктор.
— Так вот, там в подвале склад — вода, еда, медикаменты, разная химия и по мелочи, разве что одёжки нет. Раз в месяц всё перечисленное приходит в эталонное состояние. То-есть к некоему положенному объёму и количеству, — осторожно произнёс док, явно ожидая недоверия или же бурную реакцию собеседника.
«Может всё же игра?» — вместо бурной реакции тоскливо подумал Виктор и огляделся. Из коридора тянуло горячим воздухом, за окном было солнечно, сейчас явно утро, скоро станет значительно жарче.
— Я понял, это называется «сброс окружения», — кивнув, ответил он.
— Э-э-э… А может ты знаешь, что за херня вокруг творится? — оживился Геннадий.
— Нет, не знаю, пусть кое-что мне это напоминает. Из того, что у нас в будущем есть, я вам потом расскажу, давайте пока вы закончите, — чуть-чуть виновато покачал головой молодой человек.
— Да, пожалуй, стоит закончить, — кивнул Док. — Далее из важного — мы здесь не одни. Здесь — это в окружающей нас пустыне. Место, в котором мы сейчас находимся называется «станция», ещё есть «полисы» — там народу поболее конечно, в ближайшем к нам сотни две. Я и Геннадий, кстати, вчера отсутствовали, так как в упомянутый полис ходили и встретили нас там не очень — люди напуганы и понимают не больше нашего. Предвижу твой вопрос, уйти с данной станции насовсем мы, к сожалению, не можем, есть к этому одно большое препятствие…